Андрей Страфагиръ. - Хроники понедельника

– Что-то я ничего не понял, – сказал ММ.

– И я тоже ничего не понял. Получил конверт вчера вечером, прочитал, подумал « чья-то глупая шутка, розыгрыш». А как лёг спать, так в голове и завертелось «Что? Почему? Как?». Ночь проворочался, глаз не сомкнул, а утром, часов в шесть, как осиновым клином осенило. Вскочил и бегом сюда. Три часа на крыльце прокуковал, ждал открытия, – Зебруссь с укоризной оглянулся через плечо на Матильду Гаевну. Матильда Гаевна Дрону не слышала. Матильда Гаевна зачарованно наблюдала, дрожащие из-под кровати, ноги Штырца.

***

Кощейко Бессмертных сидит в кресле председательском как чушка чугунная. Ни одной вразумительной мысли во взгляде, ни одного раздельного звука на устах, только нос сопит обиженно. Видать крепко его хватил новый удар судьбы, до самого корневища просушил. А ведь Кощейко ещё не знает главного, сидит, сопит и не моргает.

Соловьёв Разбойник ему и так знаки подаёт и эдак. В упор не видит Кощейко своего верного слуги.

Между тем, уважаемое собрание совсем распоясалось, депутатскую неприкосновенность трактует по собственной испорченности. «Я кому хошь могу в морду дать, даже прокурору. А мне дать обратно, в морду, нельзя, потому как я народный избранник, лицо сверхгосударственного значения». «А депутат депутату может в морду? Да и не в одну морду, а и вообще, в торец, например?». « А давайте устроим гладиаторские бои неприкосновенных персон. Вы на кого ставите?».

Шухер Заневский, человек парадоксальных достоинств и параноидальных недостатков, выбегал куда-то звонить, вернулся, высекая искры из воздуха. – Братцы! – обратился он к уважаемому собранию. – Я знаю, где Иван-дурак и Елена Прекрасная. Предлагаю назначить денежное вознаграждение за голову каждого в размере двух миллионов долларов.

Независимый депутат Сопрыкин возмутился было тем, что демократические ценности подменяются меркантильными интересами оргпреступности.

– А вы находите разницу? – искренне удивился Шухер Заневский.

– Я протестую! – разволновался Сопрыкин. – Как такое возможно?

– А ничего тут невозможного, – сказал Шухер, достал ножик и потребовал у Сопрыкина удостоверения демократических ценностей.

Оказалось, что Сопрыкин любит жизнь не меньше, чем идеалы и, даже, больше, чем депутатский мандат.

***

– So! – сказал Штырц. Из-под кровати он вылез как горнопроходчик, чумазый и слегка шальной. Наглотался чего-то. Газов каких?

– Рассказывай! – попросил ММ.

– О! – сказал Штырц, щёлкнул пальцами и предъявил полиэтиленовый пакет, внутри которого кольцами свивался длинный толстый рыжий волос.

Бум!

Звук для архива привычный. Так падают на пол из рук тяжёлые папки. Но, сейчас, в обморок хлопнулась Матильда Гаевна.

По приведению Матильды Гаевны в чувства, на её допросе, выяснились следующие три обстоятельства.

Обстоятельство первое. В бытность Матильды Гаевны на профсоюзной работе, с этой комнатой и с этой кроватью, связаны у Матильды многие сентиментальные воспоминания. Рыжий волос вызвал выброс эмоций, с которым Матильда не справилась.

Обстоятельство второе. День назад в архив наведался странный тип, по имени Игорь. Представился он, как доверенное лицо какого-то барона.

Беседовал Игорь с Матильдой долго. Матильда так и не поняла о чём. В какой-то момент она вдруг обнаружила, что спит.

Возможно, Игорь владеет методом гипноза. Полтора часа времени выпали из жизни Матильды так, что она не знает, что Игорь делал, пока она спала и когда ушёл. Внешность Игоря также стёрлась из памяти Матильды.

Обстоятельство третье. Доброжелатель в городе Антон один. Доброжелателей, конечно, везде и всегда избыток. Профессионалов мало. В Антоне один. Он давно достал своими опусами местную администрацию и областное отделение общества «Мемориал». Зовут его….

– Я должен позвонить Фиме Брусникину! – звенел от напряжения Дрона. – Фима должен всё знать.

ММ и Штырц душили Дрону миазмами скепсиса.

– Если произойдёт утечка, это сильно осложнит наши поиски. – Грозил Штырц.

– Клянусь, пресса ничего не узнает.

– Гм. А разве, ваш Фима не работает пресс-секретарём? Вы сами об этом говорили.

– Говорил. Но Фима и пресса – не одно и тоже. Я бы, даже, сказал, что они антагонисты. У Фимы задача что-нибудь скрыть. У прессы задача, это что-нибудь разнюхать.

– Вот-вот, именно, что разнюхать.

– Максим! – сказал Штырц. – Пусть звонит.

Едва Зебруссь убежал к телефону, Штырц наклонился и шепнул ММ в ухо. – Сдаётся мне, что всё-таки это план Х.