Александр Беликов - Анфиса

– И не стыдно тебе? Старенькую больную бабушку хранителем до скончания веков собралась оставить?

– Во‑первых, не навсегда, мы с тобой в прошлый раз договаривались на тридцать пять лет – маленькая Верочка уже ждет своей очереди, чтобы стать Ягой. А во‑вторых, я с тобой не так давно тренировалась на мечах, на старенькую и больную ты никак не тянешь. Да и с Алексой ты дралась на равных, а она крепкая тренированная девчонка – воин клана Воздуха.

– Ах, значит, так? – насупилась Яга. – Не хотите отпустить? Но и как цепную собачку меня возле избушки на курьих ножках оставить не сможете! Я отправляюсь путешествовать!

– Бабуленька, да что ты так переживаешь! Никто не собирается силой заставлять тебя что‑либо делать. Хочешь путешествовать – пожалуйста, я только порадуюсь за тебя!

– А не врёшь? – Яга недоверчиво посмотрела на нас, словно пытаясь просверлить взглядом сквозные отверстия. – Ладно. Иди, Васенька, обниму тебя. Не держи на меня зла, ты ведь мне как дочь за эти тридцать лет стала. И всё. Хватит нежностей, не люблю я этого. Верочку береги. Пойду, а то меня совсем на жалость пробьёт. Прощевайте и не кашляйте.

Яга надела шляпу, перекинула мандолину через плечо и пошла прочь, и вскоре её высокая стройная фигура затерялась в толпе, а у меня в голове вдруг зазвучала песня: «Я была молода, и самца я себе выбирала». Нет, всё не так – подумалось мне, никто меня не выбирал, решение принимал я сам и отступаться от него не собираюсь!

Мы с Василисой остались на лавочке вдвоем, я не сдержался и начал задавать вопросы, которые за время разговора с бабой Верой меня прямо‑таки переполнили:

– А как Заповедный лес отнесётся к тому, что Яга путешествует?

– Прекрасно, можешь не волноваться, думаешь, откуда у бабы Веры состояние взялось? Она в конце девятнадцатого века несколько лет путешествовала по Италии и заработала, уж как ей это удалось – не знаю, но Заповедный лес тогда ничуть не пострадал.

– Это радует, смущает другое, если вы вот так запросто умеете влезать в голову друг другу, стирать или добавлять воспоминания и зрительные образы, ставить запреты и внушать какие‑то мысли, то тогда чему вообще можно верить? Ведь если рассуждать логически, то ты могла мне внушить все события последних недель, да и первую нашу встречу у тёти Лизы тоже?

Василиса внезапно помрачнела и сказала, глядя мне прямо в глаза:

– Я могу тебе поклясться, что всё, что произошло с нами, – чистая правда и никто тебе ничего не внушал, да и вообще, к тебе в голову я практически не лазила – не по‑людски это. Даже когда ты меня обвинял в том, что мысли читаю, то я читала их по твоей физиономии большей частью.

– Практически не лазила? А вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее, то есть кое в чём ты мной всё‑таки манипулировала?

– Хорошо, зануда ты мой, я на тебя воздействовала всего два раза исключительно для того, чтобы убрать кое‑какие комплексы и вредные привычки. И могу пообещать, что больше никогда к тебе применять ничего подобного я не собираюсь, тем более что ты придумал какую‑то новую, никому не известную систему защиты. Кстати, её обязательно надо показать Николаю!

– Постой, не уводи разговор в сторону! И каких же привычек я лишился по твоей милости?

– А вот этого я не скажу, а то могут опять проявиться, а ты мне без них гораздо больше нравишься. А теперь считаю эту тему закрытой, и больше возвращаться к подобным разговорам я не намерена никогда! И если ты мне ещё хоть раз скажешь что‑то подобное, то я очень обижусь. Понятно?

Я смотрел на Василису и понимал – сейчас от неё добиться ничего не удастся, да и надо ли пытаться, когда мне её честного слова вполне достаточно?

– Хорошо, предположим, что устранение вредных привычек пошло мне на пользу. А какую Верочку тебе надо беречь?

– Ты просто неисправимый тупица! Через девять месяцев у меня родится наша с тобой дочь – ты станешь отцом, а я матерью, так понятно?

– Василиса! – Я набросился на жену и заключил её в объятия. – А почему ты мне сразу не сказала?

– Тихо ты, задушишь, кабан! Мог бы и сам увидеть – знаний у тебя для этого уже достаточно.

Я присмотрелся и увидел – внутри ещё плоского животика Василисы прятался маленький, несмышлёный и совершенно несамостоятельный человечек. Я растрогался и не знал, что сказать, а к голове вновь прикатила незамысловатая мелодия песни Яги: «По его голубым, по его васильковым глазам. Только эти глаза, они ж в душу мне, падлы, налгали». Нет, подумалось мне, прекрасные зелёные глаза моей любимой меня ничуть не подвели – я заглянул в них, прочитал в её взгляде наше с ней счастье и нисколько не ошибся!