Александр Журавлев - Продавец снов

Закончив пламенную речь, слесарь низко поклонился своим собратьям по оружию. Затем он выпрямился и замер, выдержав несколько торжественных секунд, скомандовал:

– Эскадрилья, вольно! – и с душой запел «Марш авиаторов»:

Продолжая петь, Кузьмич соскочил со стула и, расставив руки, изображая самолёт, побежал по кругу. Ангел и Ворон переглянулись и, не раздумывая, последовали его примеру.

Теперь просторы комнаты бороздила вся тройка. Возглавлял парад Кузьмич. Вслед ему, размахивая руками и издавая пламенное урчание мотора, бежал Альберт. За ними, не отставая ни на шаг, растопырив крылья, прыгал Казимир.

Закончив исполнение марша, слесарь остановился и поднял руку.

– Благодарю за службу, соколы вы мои! – сказал он, едва сдерживая слезу.

Комнату огласило троекратное «Ура!».

– Ну а теперь, согласно традиции, выпьем на посошок, – объявил Кузьмич, знаками приглашая всех к столу.

– Дай нам всем Бог здоровья и долгих лет жизни, чтобы мы вот так, как сегодня, когда-нибудь собрались и отметили нашу очередную победу, – сказал Казимир, поднимая рюмку.

– Обязательно встретимся, – поддержал тост Альберт. – Может быть, через десять или двадцать лет, как мушкетёры в романе Александра Дюма.

– За будущие победы! – заключил Кузьмич.

И вновь сотрясая комнату криками «Ура!», они выпили и по-братски обнялись.

Елена и Погодин стояли на мощёной гранитной брусчаткой площади, тускло освещённой газовыми фонарями. Посреди неё, как именинный торт на праздничном столе, находился круглый фонтан с изящными бронзовыми скульптурами в виде крылатого дракона, окружённого резвящимися дельфинами. Здесь их ждала поистине царская карета, украшенная резьбой и позолотой. Запряжённая в неё попарно четвёрка гнедых лошадей доброжелательно зафыркала и закивала головами. Учтивый кучер в ливрее, вооружённый тонким длинным хлыстом, с поклоном распахнул дверцу экипажа, отбросил подножку и помог влюблённой паре шагнуть в салон.

Расположившись на мягком обитом бордовым бархатом диване, они прижались друг к другу.

– Мы словно в сказке о Золушке, – сказала Елена. – Даже как-то страшно. Кажется, что с минуты на минуту часы пробьют полночь, и всё исчезнет.

– И карета непременно превратиться в тыкву, – Погодин улыбнулся. – А что же тогда будет с принцем, он тоже исчезнет?

– Нет, он нет! Пусть всё исчезнет, но принц останется, – ответила Елена, крепко удерживая Семёна за руку. – Никуда не отпущу!

– О-о-о! Это звучит, как угроза, – рассмеялся художник. – Конечно же, он никуда не денется. Ему без Золушки белый свет не мил, и никакое, даже самое распрекрасное и богатое королевство никогда не заменит её.

– Меня что-то знобит, – сказала она и, сбросив туфли, подобрала под себя ноги.

– Это от волнения. Поверь, всё скоро пройдёт, – сказал Погодин и, взяв приготовленный плед, заботливо укрыл им Елену.

Четвёрка лошадей разом ударила по брусчатке серебряными подковами, высекая искры. Фонтан ожил. Рассеивая сумерки, из него забили хрустальные струи воды, окрашенные магией света. Экипаж сделал круг по площади и взмыл в звёздное небо.

– Интересно, куда мы летим? – спросила Елена, разглядывая в окошко спящую Землю.

– К самому загадочному человеку на этом свете, к графу Сен-Жермену, – ответил Погодин.

Под ними, как весенние проталины, появлялись и исчезали города. Полная луна заглядывала к ним в карету то справа, то слева, то бросала холодный взгляд им в спину.

Рассвет не заставил себя ждать. Он поднимался из-за горизонта багровым гребнем и вскоре накрыл собой землю, как огромная приливная волна. В лёгкой дымке тумана, одетые в молодую листву, зачастили перелески, изрезанные излучинами реки… Карета понеслась к земле.

Внезапно перед ними появился гигантский холм, окружённый зубастым ожерельем крепостной стены. В центре него величественно возвышался средневековый замок, устремивший в небо острые шпили готических башен.

Экипаж опустился на землю и, промчавшись по подъёмному мосту сквозь арочные ворота, остановился перед парадной лестницей. Погодин с Еленой ступили на красную ковровую дорожку, и тотчас об их появлении протрубили фанфары. Массивные кованые двери главного входа отворились. Оттуда в напудренных париках и ливреях с позументами высыпали услужливые лакеи и в считанные секунды встали по обе стороны мраморной лестницы, образовав живой коридор.