Шая Воронкова - В случае смерти разбить

Подгадав момент затишья – когда так долго работаешь с людьми, становишься подобно оракулу, – я киваю вглубь головой, и мы пробираемся через завалы, как сквозь джунгли. У двери в коридор замираю и говорю самое важное:

– Возможно, придется подождать. Эта дверь не любит показываться чужакам… – ловлю взгляд и цыкаю, – просто поверь. Может, тебе стоит подождать здесь?

Не понимаю, специально ли он пихает ручку плечом или нет, но Дунлок мгновенно проваливается в коридор, и я, бурча, шагаю следом. Вдаль уносится насмешливо эхо. Под моим взглядом мальчишка неловко улыбается, как нашкодивший пес. Приходится завернуть за угол вдвоем, что делать. Я уже жду недовольно пустой стены, может, даже с каким художеством, но дверь не просто есть – она приглашающе приоткрыта, будто хвастаясь падающим на пол желтым квадратом света из окна. Невольно замираю с приоткрытым ртом.

– Надо же, даже окно появилось. Даже мне не каждый день так везет, – говорю и удивляюсь проскочившей в голосе ревности. Чтоб задавить ее, усмехаюсь: – Раз так, пошли, а то еще ковровую дорожку вывалит, скатывай ее потом.

Выходит слишком громко и внутрь мы в итоге ступаем в почти торжественном молчании. Вручив тряпку и кивнув на правую часть склада, я принимаюсь за левую. Работа идет на удивление быстро: ни тебе падающих ножей, ни рассыпающихся пуговиц или выпорхнувшей в лицо моли – которой, кстати, тут быть не может, но характер у архива под стать хозяину. Мы убираемся слаженно, будто успели сработаться, время от времени перебрасываясь фразочками вроде «смотри, какое прелестное бальное платье оставили, я бы такое сама носила – если бы танцевала… и если бы оно на меня налезло» или «надо же, тут коробка, полная ключей, – самых обычных, от квартиры или дачи, – интересно, хоть каким-то замок еще открыть, или все поменяли?». А на середине работы вдруг почти одновременно свистим – вроде, разные мелодии, но сливаются во что-то, что я точно когда-то слышала. Не разбираю, хороший ли знак или дурной? Под конец все-таки утомляюсь и ничего, кроме своих рук, не вижу, так что на резкий вскрик оборачиваюсь, ожидая в лучшем случае защемленный капканом палец.

Но Дунлок стоит, растерянно держа в руках плюшевую игрушку, и безостановочно чихает. Улыбаюсь, разглядывая ярко-рыжую мохнатую обезьянку.

– Можешь загадать желание. От меня она только бегает – все почистить не могу. Похоже, этот дом тебя любит, – говорю и захлопываю рот, но уже поздно. Никогда не умела толком шутить. Дунлок отставляет игрушку и поднимает голову. Плачет или нет – трудно сказать, но губы дрожат, как от холода. – Ты чего, не раскисай. Сейчас еще поищем, и…

Что я несу? Вот и он не верит, только руки сжимает в кулаки. На лицо падает тень, заостряя все черты.

– Думаешь, я не знаю, что ничего мы не найдем? Да и нечего искать. Мамка умерла, а отцу я никогда не был нужен. Нельзя отдать то, чего не было. Я просто… просто… – все-таки всхлипывает и прячет лицо в ладонях – только плечи дергаются вверх-вниз. Застываю, ерзая, как на сковороде. Успокаивать я тоже никогда не умела. Особенно когда успокоить и нечем. Глубоко вздыхаю, и все как будто само вырывается.

– Я тоже с отцом поссорилась, так сильно, что вспоминать стыдно. – Второй раз за день остро жалею о сказанном, но отступать теперь поздно – он прислушивается. Я и продолжаю: – Вам на истории еще рассказывают о войнах с феями? Хорошо. Ты глаза такие не делай, мог бы сам догадаться. Я как раз подростком была, когда третья закончилась. Много наших погибло, но что ребенку барона – я о войнах только из песен и знала. А отец сам воевал – и боялся очень, за меня, конечно. И никуда меня не пускал. Ну а ты знаешь, как это бывает – хочется до утра пропадать, а взрослые глупые и вообще ничего не понимают. И в очередной раз мы поссорились. Ужасно, окна в зале треснули. Отец пригрозил запереть под замок и не пускать за порог. А я в отместку ляпнула – вот бы люди напали на нашу деревню, лишь бы его не видеть.

Не узнаю свой голос – будто опять стала той глупой девочкой. Дунлок больше не плачет, даже дышит будто через раз. Читаю в его взгляде «и?», но продолжить сразу не удается, приходится делать вид, что выдерживаю драматическую паузу.

– Конечно, сбежала. Но у людей полегче, чем у фей, ты уж не обижайся. Молодая кровь, эмоции, и я вмиг очутилась тут. А обратно – не выходит. Не могу и путь вспомнить, и силы обуздать. И идти некуда. Так и стояла под первой попавшейся дверью, как ты сегодня, только снег шел – отморозила все, что могла. Хорошо, колдун впустил. Он и правда тут жил, но так давно, что только я и помню. И ушел давно, оставил на меня дом и заботы. Не просто оставил – нас с домом связал договор. Шло время, я подросла, вспомнила путь домой – с феями бывает. Но он не возвращался и не возвращался. Думаю, и не вернется. А мне… не уйти. Да и жив ли старик, не знаю.