Любовь Хилинская - Ведьма в горошек

Старый маг кашлянул и засуетился, то предлагая мне платок, то водички, но я, только взглянув на него, представляла, что придется вернуться и рожать от Тихона, а потому слез становилось больше. Вскоре нос превратился в размокшую картошку, беспрестанно хлюпал, а солёные потоки грозили снести этот дом к чертям.

– Нечего на жалость давить, – хмуро заметил эльф, вздохнув. – Сейчас Колин проводит тебя в спальню, а завтра поговорим. Не выгонять же тебя на ночь глядя.

Я с надеждой взглянула на эльфа, но тот уже повернулся спиной и уходил, в то время как старик потянул меня за руку.

– Идем, шантажистка, – прошамкал он. – Хозяин добрый, а утро вечера мудренее.

– И то верно, – согласилась я.

Слезы моментом высохли, я радостно схватила саквояж и шляпку и отправилась вслед за Колином. Вот так и знала, что эльф мою маменьку вспомнит! Ну не могла такая яркая ведьма затеряться в недрах его памяти без следа. А раз вспомнил, значит, поможет. В этом я не сомневалась почему-то.

Устав за день, я только и успела умыться, прополоскать рот эликсиром и завалиться в постель, натянув ночную сорочку. Знала б, что придется в доме у мужчины ночевать, взяла бы самую длинную, закрытую до горла, но что есть, то есть. Эту мне сунула с собой маменька, надеясь, что я охмурю какого-нибудь мага быстренько, явившись ему почти в чем мать родила. Он отупеет от счастья, быстренько согласится с моим планом, а потом отпустит восвояси, маша белым платочком на крыльце, когда я буду уезжать. Представив в этой роли эльфа, я хихикнула, а потом провалилась в сон без сновидений.

Деревенская жизнь от городской отличается разительно. Проснувшись утром, я не услышала ни пения петухов, ни мычания коров, в доме было тихо и темно. Странно! Уже солнце встает, а маги спят еще? Я переоделась во вчерашнее платье, умылась и спустилась вниз, решив отыскать кухню. Есть хотелось неимоверно! Надеюсь, эти колдуны не едят всякие жабьи лапки для поднятия духа или чего-нибудь еще, а то я так не играю. Для сил ведьмам требуется хорошо питаться, мы от этого получаем дополнительную энергию.

Вообще, я была удивлена, когда маг вчера сказал, что я ведьма с магическим даром. Так просто не бывает! У нас, ведьм, дар идет от природы, а маги черпают силу во внутреннем источнике, который еще вырасти должен. Нет, у ведьмы тоже есть резерв, собственно, он-то и попер, когда я начала зелья варить, но первичная сила идет все-таки извне. И как может быть, что я и от природы черпаю и изнутри, я не понимала. В нашей деревне, кроме нас с мамой, была еще одна ведьма, Бурсула. Только она свихнулась уже от старости, жила на отшибе, варила какие-то декокты с таким составом, от которого мухи на лету мерли, поэтому к ней народ соваться опасался. Мама говорила, все оттого, что вовремя Бурсула не смогла родить дочь, вот ее сила и взбунтовалась. Мол, если я срочно не произведу на свет маленькую ведьмочку, то и сама свихнусь. А я этого не хотела. Но и девочку рожать мне было еще рано.

Ведьмы обычно живут очень долго, столько же, сколько маги. Сила у нас нарастает постепенно, годам к пятидесяти только можно начинать думать о продолжении рода, а мне всего-то двадцать! И я не готова стать матерью! Какая из меня мать, если я еще сама маленькая ведьмочка?! Не, не хочу рожать!

Оглядевшись в кухне, я решила тут похозяйничать, так как следов существования женщины в этом помещении не обнаружила. Обстановка была чисто мужской – кухонный гарнитур темного цвета, ни единой финтифлюшки, ни тебе полотенец с райскими птицами, ни прихваток веселеньких, одна скукота. На плите торчала одинокая турка для варки кофе, в отсеке для овощей пылилась засохшая морковь. Чем, интересно, эти двое тут питаются? Я точно не могу без еды. Может, тут есть рынок поблизости?

Нацепив шляпку, я вышла на улицу и повертела головой в разные стороны. Солнышко только-только вылезло из-за гор, время было раннее, а потому улица была пустынна. Да, вздохнула я, так и помереть с голоду можно. И в это самое время на мое счастье мимо проезжал молочник! Я ему так обрадовалась, кинулась, как к родному, наперерез лошади.

– Ты чего, малохольная! – возмутился он. – Ты мне погоди помирать, иди вон на реку, топись, а под колеса не надо лезть! – заорал на меня.

– Ты ополоумел? – вспылила я. – Я молока хочу купить у тебя, а то не от колес помру, а с голоду! В этих домах совершенно нет еды!

– Ааа, – протянул мужичок, натягивая поводья. – Так крикнула бы, чего бросаться-то? Ладно, лошадь у меня смирная, а другая б задавила, одни кишки для воспоминаний остались. Чего тебе дать?