Николай Шмигалев - Последний богатырь

Ну и бог с ними, с властьимущими. Давайте догоним наших героев, пока в сгустившейся тьме они не затерялись середь городских улиц.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Нет, ну вот же сволочь какая! – в сердцах воскликнул военный советник Савко-«блаженный», когда они с Перебором Славным Малым, новоявленным богатырём рунийским, отошли чуток подальше от княжеского двора.

– Ты кого это так поминаешь, Савко? – отвлечённый от собственных, тоже довольно не радужных дум, поинтересовался Перебор.

– Да, так о своём, о «блаженском», – не стал уточнять причину своего негодования Саван, но вновь не сдержался, ругнулся. – Ох, и скотина!

– Да что ты ругаешься почём зря?! – участливо положил руку на плечо своего спутника, богатырь. – Теперь ты, как и я, государев человек, только в чине военного советника, потому выражаться нам не к лицу. Ты же слышал, что наш умный князь сказал.

– Да, князь далеко не дурак, согласен, – согласился с наблюдением Перебора, Савко. – Но, как это ни прискорбно, самодур тот ещё.

– С чего это ты взял?

– А скажи мне, пожалуйста, стал бы нормальный человек, другого живого человека на кол водружать, аки хоругвь какую-нибудь, только за то, что он к знакомым дамам на чашку крепкого брусничного чая заглянул?

– Думаю, нет, – прикинув, ответил Перебор, хотя вопрос относился больше к разряду иронично-риторических. – Но ведь он тебя и так не «наколол». Вот ты живой и невредимый, идёшь вместе со мною на битву. Это же честь!

– Да? Честь, говоришь? – опять язвительно проворчал «блаженный». – А почему тогда князь бояр своих и сынков их отъевшихся, и оттого с жиру бесящихся, этой чести не удостоил? А меня? Нет, ты глянь какая у меня конституция телосложения! При нормальной медкомиссии, уже за один дефицит массы тела негодным даже к строевой службе, я уже молчу про боевую службу на передовой, признали бы.

– Всё равно зазря ты так князя хаешь. Не положено всё-таки.

– Ха, зазря! Ха-ха, не положено! – криво усмехнулся Савко словам собеседника. – Это потому я не на колу сейчас, что кой-какие связи имею среди столичной знати, да и побаивается он меня, как официально признанного попами «блаженного», несмотря на то, что на людях всегда со мной такой грозный. Я-то вижу. А если бы на моём месте оказался простой дурачинка, без роду, без племени, а главное без «подвязок», то князь бы и тебя не послушал, на полную катушку бы мне, то есть тому ему, впаял – чтобы и чужие, и остальные боялись. Так что Славный Малый Перебор запомни: у нашей власти снисхождения можно сыскать только блаженным со связями. Да, и, естественно, горным троллям, оркам и гоблинам, из числа «добровольно сложивших оружие», которым помилование положено, несмотря на то, сколько они до этого витязей с дружинниками, замучили и загубили в своих горных вертепах.

– Ох, и крамольные речи молвишь, Саван, – огляделся Перебор с некоторой озабоченностью по сторонам, нет ли рядом лишних длинных ушей (я сейчас не ослиные уши имею в виду). – Не ровен час, донесут князю, что язык у тебя без костей.

– Да не боись. Я же «блаженный». Скажу, что в эпилептическом припадке был, – «успокоил» его Савко, но сам, кажется, только набирал обороты. – Вон в Евландии любой холоп может нести всяческую лабуду, лапшу на уши вешать и ничего ему за это не будет, потому как у них «охломонократия». Вот у них, да, у них там крамола, так всем крамолам крамола. А у нас, так, ерунда. Бирюльки бирюлёвские.

– Будем считать, что я ничего не слышал, – продолжая уводить Савко от греха подальше, прошипел ему в ухо Перебор. – Лучше помолчи!

– Да не шипи ты в ухо, аки змеюка гремучая, – не внял совету Савко, продолжил пугать Перебора своими откровениями. – Вот ты хоть раз на болото шуметь ходил? Нет! Зато на манеже, такие как ты, только тупо– и бритоголовые «соколы» устраивают цирковые представления, хоть стой, хоть падай.

– Да заткнись уже! – схватил за локоть тщедушного оратора Перебор. – А то ты у меня сейчас не в припадке, а в конвульсиях забьёшься.

– Давай здоровяк, выбей дух из моего бренного тела! – не испугался и на этот раз уже весьма явной угрозы, Савко. – Всё равно мы с тобой уже не жильцы!

Тут в тёмной подворотне кто-то внезапно громко чихнул, заставив замолчать обоих собеседников.

Смуглый Савко-«блаженный», осознав, что в порыве псевдореволюционного красноречия, наговорил много лишнего и вовсе ненужного, побледнел от страха так, что при рассеянном лунном свете стал смахивать на ожившего покойничка. Перебор же, который мог пройти по делу только как свидетель, спокойно спросил, вглядываясь в темноту: