Стив Мартин - Пикассо «Ловком кролике»»

ФРЕДДИ (мечтательно) : Если бы я мог петь о любви…

ЖЕРМЕН: Если бы я могла петь песни о любви, я бы пела и вспоминала бывших любовников, и чувства облекались бы в слова.

ПИКАССО: Я бы все бросил, если бы мог петь песни о любви. Нет больше холстов и кистей, но только — лунный свет, июньский свет и ты.

ГАСТОН: Летними вечерами я бы стоял на берегу Сены и только бы и делал, что пел, пел и пел.

ЭЙНШТЕЙН: Люди собирались бы в прокуренных кабаре, чтобы послушать, как парень из Кентукки поет песни о любви на слова Альберта Эйнштейна. Петь песни так же приятно, как носить летнее платье…идти, держа руку любимой в своей руке.

ПОСЛАНЕЦ: Знаете, что я имел в виду, когда сказал, что вы все, как одна семья?

Все в недоумении. Входит САГО, несет фотоаппарат на треноге.

САГО: Отлично. Вы все еще здесь.

ПИКАССО: Это фотоаппарат?

САГО: Последняя модель.

ПИКАССО: Они делают их слишком маленькими, Где ты его взял?

САГО: Купил у одного японского туриста. Ну, все встаем поближе друг к другу, вот там.

Все начинают прихорашиваться.

ЭЙНШТЕЙН: Я бы хотел заказать вам три снимка. Два три на четыре и один дагерротип.

САГО: Ну-ка, встали все вместе. В один ряд и прижались друг к другу.

Все прижимаются теснее для съемки.

ЖЕРМЕН: Ненавижу, когда меня снимают.

САГО (ПОСЛАНЦУ, который отходит от камеры) : Вы тоже встаньте перед фотоаппаратом.

ПОСЛАНЕЦ: Не беспокойтесь. Я там точно буду.

САГО: Кстати, вы кто?

Накидывает черную ткань себе на голову, как делали это фотографы в старину.

ПОСЛАНЕЦ: Думаю, вы вполне могли бы именовать меня Посланцем.

САГО выныривает из-под ткани, оглядывает ПОСЛАНЦА с головы до пят, затем снова ныряет под накидку.

САГО (объявляет) : Этим вечером 1904 года в кабачке «Ловкий кролик» сделана историческая фотография.

Входит БИГМЭН.

БИГМЭН: Кто-то произнес «историческая фотография»? (Достает пудреницу, пудрит нос, встает на колени, раскидывает руки в стороны) . Остальных видно?

САГО: Да, хорошо.

БИГМЭН (разочарованно) : Да…

САГО: Итак, улыбнулись.

Кто-то улыбается, кто-то нет. Когда кто-то начинает улыбаться, другие перестают.

САГО: Эй, вы не улыбаетесь.

ВСЕ (наперебой) : Это будет выглядеть не натурально.

САГО: Ладно, ладно. Как насчет того, чтобы придумать слово, которое нас всех заставит улыбнуться естественно, и мы все одновременно его скажем, а?

ВСЕ: Да, здорово, отличная мысль.

Размышляют.

САГО: Слово…хм — м…слово. Нашел! Матисс!

САГО дважды произносит его, словно пробует на вкус, и его рот растягивается в улыбке. Все повторяют, становясь перед камерой.

САГО (встает за треногу) : Отлично, все говорим «Матисс». Раз, два, три.

Все говорят и улыбаются, кроме ПИКАССО, который хмурится.

САГО: Попробуем еще разок.

Тот же результат.

САГО: Пикассо, а ты почему не улыбаешься?!

ПИКАССО: Не могу! Не могу, когда вы говорите «Матисс».

Все ищут другое слово.

ЭЙНШТЕЙН: А если «Рубенс»?

ПИКАССО: Умнее ничего не придумали?

САГО: Может «Микельанджело Буонаротти»?

ГАСТОН: У нас времени не хватит, чтобы каждый произнес «Николанджело Панаваротти»!

ПИКАССО: Эль Греко! Давайте скажем «Эль Греко!»

ЖЕРМЕН: Эль Греко не заставит нас растянуть губы в улыбке. Все силы уйдут в букву «О». И мы будем похожи на рыб.

Все вместе стараются произнести «Эль Греко». Не нравится. Ищут другое слово.

ГРАФИНЯ: Придумала. Как насчет «Вау»?

ПИКАССО: «Вау» не now.

БИГМЭН: А что, если «Сыр»?

САГО: То, что надо.

БИГМЭН: Еще очко в мою пользу.

САГО: Итак, решено, все говорим «Сыр».

Все говорят «Сыр». Вспышка. Фотография сделана.

САГО: Вспышка была?

ПОСЛАНЕЦ (пьет томатный сок с водкой) : Да, видит — да — бог, что мне не хорошо. Оп — па-па…Сильная штука эта смесь.

Пауза. ПОСЛАНЕЦ замечает пейзаж с овцами.

ПОСЛАНЕЦ: Дружище, что за странная картина?

ГАСТОН: Странная? Это овцы.

ПОСЛАНЕЦ: Овцы? А выглядят, как пять женщин.