Джудит. Дайте-ка мне еще одну отвратительную сигарету..
Саймон поднимается, подходит в роялю и быстро берет сигарету.
Даже не представляю, откуда они взялись в нашем доме. (Поднимается и выходит на центр.)
Саймон (выходит на центр и подает Джудит сигарету). Прошу. (Дает прикурить.)
Джудит. Так, лично я вообще собираюсь забыть, что приезжают все эти кошмарные гости. С этого момента я полностью освобождаю свой мозг от мыслей на этот счет.
Сорель. Все это замечательно, но…
Джудит. Сегодня утром я приняла судьбоносное решение.
Саймон. Какое решение?
Джудит. Это секрет.
Сорель. И ты даже нам не расскажешь?
Джудит. Ну разумеется, расскажу. Это секрет от вашего отца.
Саймон. Итак?
Джудит проходит по центру на арьерсцену, смотрит налево, убеждается, что никто не подслушивает и возвращается на центр авансцены.
Джудит. Я решила вернуться на сцену.
Саймон. Так я и знал! (Падает на скамейку у рояля.)
Джудит. Я здесь мало-помалу вяну. А вянуть, пока я жива, совершенно не входит в мои планы.
Сорель. Но, мама, разумно ли это? Ты ведь только в прошлом году ушла с подмостков «совершенно окончательно». Как же ты объяснишь столь быстрое возвращение?
Джудит. Зрителями, дитя мое — письмами от зрителей!
Сорель. А что, тебе приходят письма от зрителей?
Джудит. Пришли — одно или два. Именно это заставило меня решиться — я заслуживаю по меньшей мере сотен зрительских писем.
Сорель (становится на колени на правом крае дивана). Мы напишем тебе несколько замечательных писем от зрителя, и ты сможешь их опубликовать.
Джудит. Ну разумеется.
Сорель. Но ты же будешь вести себя с подчеркнутым достоинством, правда, мамочка?
Джудит. Мне гораздо легче вести себя с подчеркнутым достоинством на сцене, чем в деревне — это моя milieu (сильная сторона). Я изо всех сил пыталась войти в роль «мелкопоместного дворянства», но совершенно безуспешно. (С руками, распахнутыми в широком объятии, проходит по центру к арьерсцене.) Я жажду волнений и роскоши. (Подходит к правому краю дивана.) Вы только представьте себе: вечер премьеры, все взволнованны; заядлые театралы искренне болеют за меня; критики все как один подались вперед, на их раскрасневшихся лицах написано внимание и восторг; временами, когда им нравится какая-нибудь остроумная реплика, они нечленораздельно выражают свое одобрение. Довольное ворчание обозревателя из «Дэйли Мэйл», самозабвенное бульканье репортера из «Сандей Таймс», резкие, полные энтузиазма выкрики рецензента из «Дэйли Экспресс». Я в жизни их не перепутаю…
Саймон. У тебя что, есть пьеса?
Джудит. Я, скорее всего, восстановлю «Водоворот любви».
Сорель (падая на диван). Ох, мамочка! (Захлебывается смехом.)
Саймон (слабо). Отец будет в ярости.
Джудит. Что ж тут сделаешь.
Сорель. Но это же кошмарная пьеса.
Джудит. Зато моя роль в ней великолепна.
Сорель пытается что-то сказать.
Только не разноси ее в пух и прах, Сорель. Я и сама не прочь немножко посмеяться, но, по правде говоря, это действительно был один из моих триумфов.
Саймон. Нет, пьеса, конечно, совершенно бездарная, но я ее обожаю. Хоть посмеяться можно.
Джудит. Зрители ее тоже обожают, и никому — как правило — смеяться и в голову не приходит. (Выходит на центр и с большой драматичностью излагает.) «Ты просто глупец, жалкий слепой глупец. Неужели ты думаешь, что купив мое тело, ты купил и мою душу?!» (Поворачиваясь к Саймону.) Ты не можешь не признать, это драматичный пассаж. «Я всегда мечтала о такой любви, но я никогда, никогда не подозревала, что это будет так прекрасно.» (Утирает воображаемые слезы.) На этой реплике я всегда плачу.
Саймон. Лучше всего второй акт. Он просто изумителен.
Джудит (поворачиваясь к Сорель). Да, после появления Виктора идут сильные сцены — невероятно сильные… Сорель, подыграй мне, побудь минутку Виктором.
Сорель (вставая). Это где он входит в конце акта?
Джудит. Именно. С этого места, знаешь: «Это что, игра?»
Сорель (подходит к Джудит и говорит крайне драматичным тоном). «Это что, игра?»
Читать дальше