Жан Ануй - Жаворонок

Бодрикур. Ты так полагаешь?..

Жанна. Я же тебе говорю.

Бодрикур. А что я вижу?

Жанна. Видишь, что пора вдохнуть душу в этих людей, дать им веру, что-нибудь совсем простое. А как раз в твоей вотчине оказалась девушка, которой, по ее словам, является Михаил-архангел, а также святая Маргарита и святая Екатерина. Не перебивай. Знаю, что ты скажешь: я, мол, не верю. Но ты пока что закрываешь на это глаза. Вот этим-то ты и велик. Ты про себя думаешь: пусть она пастушка, козявка, ну и ладно! Но допустим, что бог действительно с ней, тогда ничто ее не остановит. С ней ли бог или нет — это как бы орел или решка. Доказать нельзя, но и обратного не докажешь. А ведь сумела-таки она против моей воли пробраться ко мне, и вот уже полчаса, как я ее слушаю. Этого ты отрицать не можешь, это же факт. Ты просто признаешь его. И вот тут-то тебя вдруг осеняет идея, которая в тебе зрела, твоя идея. Ты говоришь себе: раз она сумела убедить меня, почему бы ей не убедить и дофина, и Дюнуа, и архиепископа? В конце концов, они такие же люди, как и я, даже, между нами, глупее, чем я. Почему бы ей не убедить наших солдат, что, по здравому размышлению, англичане созданы точно так же, как и мы, то есть из двух половинок — одна отважно рвется в бой, а другая мечтает, как бы спасти свою шкуру, — и если мы хорошенько и в подходящий момент по ним ударим, мы их вышибем из Орлеана! Что, в сущности, требуется нашим молодцам, говоришь ты в этот самый момент, — ведь голова у тебя светлая, не то что у всех прочих, — им требуется знамя, кто-то, чтобы их подстегнуть, доказать им, что с ними бог. И вот тут-то ты сразу становишься велик…

Бодрикур (жалобно) . Ты так думаешь?

Жанна. Конечно, велик. Это я тебе говорю, Робер, а потом скажут и другие. Сам увидишь, в скором времени все будут считать тебя великим, да еще трезвым политиком, как всех прославленных политических мужей. Ты себе говоришь: лично я, Бодрикур, не так уж уверен, что она послана богом. Но я притворюсь, что верю, пошлю-ка ее им, послана ли она богом или не послана, и если они в это поверят, выйдет одно на одно. Как раз завтра поутру мой гонец должен отбыть в Бурж…

Бодрикур (как громом пораженный) . А кто тебе сказал? Это же тайна.

Жанна. Я навела справки… (Продолжая.) Выберу-ка я полдюжины молодчиков покрепче для эскорта, дам-ка я ей лошадь и отправлю малютку вместе с гонцом. А в Шиноне, насколько я ее знаю, она как-нибудь уж выкрутится. (Восхищенно глядит на Бодрикура.) Ну, знаешь, и силен же ты, Робер!

Бодрикур. Чем?

Жанна. Раз ты все это продумал, значит, ты здорово умный.

Бодрикур (утирает лоб, в изнеможении) . Да.

Жанна (вежливо) . Только дай мне лошадь посмирнее, ведь я еще не умею ездить верхом.

Бодрикур (гогочет) . Ты же, дочка, себе шею свернешь!..

Жанна. Как бы не так! Михаил-архангел не даст мне упасть, поддержит. Послушай, Робер, хочешь пари? Я спорю на костюм — мужской костюм, который ты мне еще не обещал, — а ты, если выиграешь, щелкнешь меня по носу. Вели-ка вывести во двор двух лошадей. Поскачем галопом, и если я упаду, можешь мне не верить. Справедливо, а? (Протягивая ему руку.) А ну, по рукам! Кто от своего слова откажется, свиньей будет.

Бодрикур (подымаясь с места) . По рукам! Я не прочь немного подвигаться. Ты не поверишь, до чего же устаешь думавши. (Зовет.) Будусс!

Входит стражник.

Стражник (указывая на Жанну) . В тюрьму ее тащить?

Бодрикур. Да нет, дурень! Вели-ка дать ей штаны и приведи нам двух лошадей. Мы немного разомнемся.

Стражник. А совет? Уже четыре часа.

Бодрикур (величественно) . Завтра! Я и так уже достаточно много думал сегодня. (Удаляется.)

Жанна, проходя мимо оцепеневшего стражника, показывает ему язык, затем оба они теряются среди других персонажей в полумраке сцены.

Варвик (который с удовольствием следил за этой сценой, Кошону) . В этой девушке определенно было что-то! Особенно мне понравилось, как ловко она вертела этим дураком, внушая ему, что он сам до всего додумался.

Кошон. На мой вкус сцена чуть грубовата. Будем надеяться, что с Карлом она найдет другой язык…

Варвик. В нашем с вами ремесле, монсеньер епископ, мы так же, как и она, дергаем за ниточку. Что такое править людьми — не важно, с помощью ли дубинки или пастушеского посоха, — править людьми — это значит заставить глупцов поверить, будто они сами додумались до того, что мы велим им думать. И без всякого божьего вмешательства. Поэтому-то сцена меня и позабавила. (Вежливо склоняется перед епископом.) Разве что это вмешательство необходимо вам для ваших профессиональных целей. Тогда другое дело. (Вдруг в упор.) А вы сами верите, монсеньер? Простите мою грубость, но мы здесь свои люди.