Жан Ануй - Ужин в Санлисе

Филемон. Я начинаю понимать. Вы хотите предложить нам сыграть роли ваших родителей и этого друга?

Жорж. И говорить за ужином то, что говорили бы они, если бы существовали.

Филемон. Браво!

Мадам Монталамбрёз. Браво! По-моему, это ужасно забавно!

Филемон. Ужасно! Но, скажите, кто будет играть друга?

Жорж. Я не хотел приглашать актера на эту роль. Родителей, ей-богу, сыграть нетрудно. С возлюбленными сына они всегда беседуют о том, какие смешные словечки он говорил в раннем детстве, и о том, как трудно было с ним, когда он стал расти. Девушки обычно от них больше ничего не узнают. Но друг… Мало ли о чем может его спросить женщина?.. И вот что я решил: для друга будет поставлен прибор, мы подождем его столько времени, сколько обычно ждут опоздавших, но его место так и останется незанятым. Он не приедет. (Добавляет тихо, как бы про себя.) И тогда он, безусловно, останется для меня идеальным другом…

Пауза.

Филемон. Очень жаль, что вы пришли к такому решению! У меня есть одни знакомый, очень талантливый парень, он отлично справился бы с этой ролью.

Жорж (улыбаясь). Не думаю.

Мадам Монталамбрёз. Позвольте сказать вам, дорогой мсье, что я ужасно довольна ролью матери. Это очень выигрышная роль. Особенно, когда женщина еще не очень стара, правда? Можно позволить себе и пококетничать…

Жорж. Нет, нет, прошу вас, не импровизируйте, пока мы вместе не уточним окончательно ваши роли. Надеюсь, вы догадываетесь, что я подробно рассказывал этой девушке про каждого и вас, и вашему незаурядному таланту будет где развернуться: с его помощью выдуманные мною люди, существующие лишь в воображении моей возлюбленной, обрекутся в плоть и кровь.

Филемон. Погодите-ка, дорогой мой! У меня как раз зародилась идея образа превосходного отца. Одну минуту! Все, что нужно, со мной. (Прежде чем Жорж успевает его остановить, уходит со своим чемоданчиком за ширму.)

Мадам Монталамбрёз (жеманно). Итак, я со своими большим мальчиком… Я, разумеется, его обожаю. Надеюсь, вы не уготовили мне роль плохой матери. Такую роль я неспособна сыграть.

Жорж. Нет, вы добрейшая мать и горячо любите своего сына.

Мадам Монталамбрёз. Гийотар советовал мне надеть черное платье. Ничего, что я в цветном? Ведь эта дама не в трауре?

Жорж. Нет.

Мадам Монталамбрёз. Тогда поверьте мне: играя еще не старую мать, важнее всего дать почувствовать, что, несмотря на возраст, она осталась очень женственной.

Жорж. Как раз наоборот, этого вовсе не нужно.

Мадам Монталамбрёз (недовольно). Как угодно! Но, полагаю, вы понимаете, что с моей наружностью я не могу играть старую клячу!

Жорж. Постойте, прошу вас, я сейчас подробно объясню, как вы должны себя вести.

Входит седобородый согбенный старик с морщинистым лицом.

( Отступает.) Кто это?

Филемон (это он). Это я, черт побери! Ха-ха-ха! Ужасно забавно! Я даже вас сумел провести!

Жорж (пораженный). Но эти морщины… Эта фальшивая борода… Надеюсь, вы не собираетесь ужинать в таком виде?

Филемон. Нет, нет, успокойтесь! Я все прилажу как следует. Сейчас я хотел дать вам только общее представление.

Жорж. Но это невозможно, послушайте! Мы не поняли друг друга!

Филемон (внезапно рассердившись). Но, черт побери, мсье, вы сказали, что нужно сыграть отца! И я создал для вас отличный образ! Уж не собираетесь ли вы учить меня моему делу?

Жорж. Но это бог знает что! Таким, каким вы были сначала…

Филемон. Надо наконец столковаться. Вам нужен актер на амплуа отца или на амплуа первого любовника? Если я не ослышался, вы говорили об отце. Так вот вам отец!

Жорж. Но сколько вам лет, мсье?

Филемон. Пятьдесят два года и из них тридцать четыре на сцене! Я не мальчишка, мсье!

Мадам Монталамбрёз (пытаясь его успокоить). Мой дорогой друг… Мой дорогой друг…

Жорж. Послушайте! Вам пятьдесят два, мне двадцать восемь, думаю, что вы и без бороды прекрасно можете сойти за моего отца, и, откровенно говоря, это не будет насилием надо природой.

Филемон (сердито срывая бороду). Ах, зачем только я старался! Если вам угодно, чтобы отца играл актер с наружностью первого любовника, — извольте! В конце концов нас мало интересует, удастся ли то, что вы задумали. Но знайте, я уступаю лишь потому, что все это не больше чем ваша прихоть. Я уважаю свою профессию, так-то, мсье! Если бы речь шла о настоящем искусстве, я бы вам так легко не уступил, тут уж был бы совсем другой разговор, можете не сомневаться! (Идет за ширму разгримироваться, возвращается. Во время следующей сцены настроен весьма мрачно.)