Жан Ануй - Ужин в Санлисе

Эдме. Но, мадам, я тоже женщина как-никак! Я представила себе, каково мне было бы на ее месте… И, наконец, мы все здесь хотим покоя.

Мадам Делашом. Эдме, милочка Эдме, ведь у вас золотое сердце! Вы не допустите этого!

Эдме. Пока было возможно, я советовала мадам терпеть. Но, как вы понимаете, я вовсе не хочу терять место, поэтому и не стала ей перечить.

Мадам Делашом. О, нет, нет, только не это! Это слишком глупо! Хоть я и мать Жоржа, но прежде всего я друг Анриэтты. Я поговорю с ней!

Эдме (вдогонку). Бесполезно! Она заперлась у себя и даже не ответит вам.

Мадам Делашом (уходя). Это мы еще посмотрим! Она меня так любила всегда!

Эдме (остальным). Пока любила мсье, может быть. Но теперь… Поймите: все вы очень милые люди, но не нужно строить воздушных замков. Я говорю с вами, как женщина, которая кое-что видела на своем веку. Если мадам порвала с мсье, то его родным надеяться не на что. Неужели непонятно? Чего вы хотите, в самом деле? Все равно терпение мадам рано или поздно лопнуло бы, уж я-то видела, ведь она все вымещала на мне! Как ни любишь человека, но если он тебя не любит, то в конце концов…

Мсье Делашом (в бешенстве ударяя кулаком по столу). Но, черт побери, почему он ее не любит?

Возвращается мадам Делашом, она расстроена.

Мадам Делашом. Она не захотела меня впустить. Дверь заперта на ключ.

Эдме. А я вас предупреждала! Поверьте, на этот раз решение мадам Анриэтты бесповоротно. Я только что объясняла господам, что и для мсье и для родных мсье все кончено. Как сказано, так и будет. Если мсье сегодня не вернется, то завтра утром мадам отправится путешествовать и всем вам придется отсюда убираться.

Мадам Делашом. Как, сейчас же?

Эдме. Мадам сказала, что если она уедет, то посторонние не должны оставаться в ее доме.

Мсье Делашом. Что за безобразие! Даже слуг, и тех предупреждают о расчете за неделю!

Эдме. Так ведь мсье не слуга! Слуга — это трудящийся, член профсоюза! Разве можно сравнивать?

Мсье Делашом (встает вне себя и дрожащей рукой вставляет монокль в глаз). Вы нахальная девчонка! Да знаете ли вы, с кем говорите? Со светскими людьми! Со светскими людьми, позволившими вам фамильярничать с ними! Но отныне вас поставят на место! Марш отсюда, девчонка! Живо!

Эдме. Светские люди? Ой, лопну со смеху! Нахлебники, прощелыги, голь перекатная — вот кто вы такие!

Мсье Делашом (спокойно садится). Не понимаю, что она хочет сказать. Я никогда не понимал жаргона.

Мадам Делашом (суетясь вокруг Эдме). Эдме, душечка! Нужно быть снисходительной и извинить мсье Эдгара. Ну, Эдме, милочка! Вы же знаете его причуды, он бывший артист! Я уверена, Эдме, что он не хотел вас обидеть. Он сейчас сам скажет вам это. Эдме, душечка Эдме, послушайте! Эдме, мы вас отблагодарим, если вы похлопочете за нас!

Эдме. Бесполезно! Очень жаль, но мсье больше не на что рассчитывать. Да и что вы можете мне предложить? (Уходит.)

Мадам Делашом. Итак, нужда! У меня не хватит мужества переносить ее. Я слишком стара… нет, наоборот, слишком молода, чтобы смириться с нею.

Робер (из своего угла). Ах, он не мог надевать один и тот же галстук больше трех раз, ваш красавчик Жорж! У мсье такой утонченный вкус, мсье любит разнообразие… Что ж, теперь мсье придется носить галстук до тех пор, пока он не превратится в тряпку!

Барбара. Это еще ничего! Страшнее, что тебе придется покупать галстуки!

Робер. Плевать мне на это! Я согласен ходить без воротничка и в дырявых штанах, лишь бы доставить себе удовольствие и посмотреть, как мсье останется без гроша! Туговато ему придется! Не щеголять ему больше в туфлях на тройной подошве, с металлическими подковками, за шестьсот франков! Пусть покупает теперь простые ришелье из телячьей кожи, «вес пера», по восемьдесят девять франков, со скидкой по случаю распродажи на Севастопольском бульваре! Пусть привыкает носить полосатые брюки и кургузый черный пиджачок! И ездить в метро, и завтракать в дешевых ресторанчиках, где от блюд несет застывшим салом! И ходить на задних лапках перед хозяином! Туговато ему придется!

Барбара (злобно). И тебе тоже, если это может тебя утешить.

Робер. Да, и мне тоже, но сперва все-таки ему! Ведь благодаря твоему великодушному другу Жоржу я за эти два года привык к тому, что у меня есть хозяин. Он очень заботился о том, чтобы я честно зарабатывал свои две тысячи франков, уверяю тебя! Заметь, что это в порядке вещей, и я поступил бы так же. Когда кому-нибудь платишь, будь это нянька или секретарь, то стараешься, чтобы он не получал денежки даром. Так уж человек создан. Ну что ж, теперь ему тоже придется поработать. Помню, как он, бывало, хныкал по ночам в казарме после целого дня нахлобучек: «Эй, вы, как бишь вас? Делашом? По-вашему, это называется чистить сапоги? Кру-гом! Четыре наряда! Что-о? Возражать? Восемь нарядов!!!» Ну, теперь мсье опять каждое утро будет чистить себе ботинки до потери сознания и измазываться в ваксе по самую шею! Мсье потеет, как еще никогда не потел!