Александр Строганов - Акт

Адель. Молодой. Вот у него и прыщик.

Бобо. Молодой в доме мне тем более не нужен. Сейчас мы его вынесем.

Адель. Куда вынесем?

Бобо. В укромное место, куда же еще. В таких случаях выносят в укромные места, это я знаю.

Адель. Откуда ты это знаешь?

Бобо (Улыбается). Откуда я знаю? Я тебе скажу, если ты подзабыла. Я все повидал на своем веку. Забыла?

Адель. Я ничего не забыла.

Бобо. Так неужели ты думаешь, что я не знаю, как нужно поступать в подобных случаях?

Адель. Да как же так?

Бобо. Или ты думаешь, что я никого никогда никуда не выносил в укромные места?

Адель. Ты?

Бобо. Я.

Адель. Ты?!

Бобо. Тысячи раз. Десятки тысяч раз, сотни тысяч раз. Иногда мне кажется, что я только и делал в этой жизни, что выносил кого-нибудь куда-нибудь в укромные места. Быть может от того меня и парализовало.

Бобо берет край простыни и волочит раненого с кровати. Адель цепляется с другого края и пытается противостоять Бобо .

Бобо. Ты тянешь не в ту сторону.

Адель. Не дам!

Бобо. Ты тянешь не в ту сторону! Зайди с моего края.

От всей этой возни раненый падает с кровати. Адель кричит и падает рядом с ним в обморок .

Бобо (Садится на край кровати, вытирает лоб). Вот она-молодость! Никуда не годятся. Однако, как они прекрасны. Дети! Совсем дети! Как они прекрасны, когда молчат, не проказничают. Глаз не оторвать. Но это-только когда молчат, а как принимаются что-нибудь делать, тяжкий труд следить за ними, направлять их. Попечительство. Мой крест. Как хочется отказаться от всего этого. Вот так взял бы их теперь, положил в коробочку с ватой, среди елочных игрушек и любовался. Надоело-закрыл, захотел полюбоваться-вот они, на месте. Мои. Принадлежат мне. Не друг-дружке, а мне. И всегда моими будут. Поиграл, когда поиграть хочется. Наигрался-убрал. Знаю, лежат себе тихонечко. Красивые. Новенькие. Ничего предосудительного не позволяют себе. Прекрасная, прекрасная жизнь. В моем возрасте тоже игрушки требуются, и, может быть и в большей степени, нежели в детстве. Но так, увы, не бывает.

Попечительство. Святое дело. (Наклоняется над Аделью и бьет ее по щекам, как обыкновенно поступают в случаях обморока). Поднимайся, Адочка, вставай, поднимайся! У нас совсем нет времени на обмороки. (Бьет Адель по щекам). Вставай.

Адель (Открывает глаза). Где я?

Бобо. Дома.

Адель. Что со мной?

Бобо. Ты отдыхала. Ты очень устала и тебе захотелось отдохнуть. Ты так много работаешь, любовь моя.

Адель. Я устала?

Бобо. Да, сначала ты кормила меня, потом мы пытались вынести факельщика, потом ты стремительно уснула, и вот, наконец, глазки твои открылись, любовь моя. С добрым утром.

Адель. Мы никуда не понесем его. Ты слышишь?

Бобо. Я хорошо тебя слышу.

Адель. Мы никуда не понесем его.

Бобо. Почему?

Адель. Он останется здесь. И я позову врача.

Бобо. Кого?!

Адель. Врача.

Бобо. Того чужака, что прописал мне паралич?

Адель. Хорошо, позовем другого, если этот тебе не нравится.

Бобо. И что мы ему скажем? Скажем, что убили человека?

Адель наклоняется к раненому, слушает его сердце .

Адель. Не могу понять.

Бобо. Что еще случилось?

Адель. Не могу понять.

Бобо. Что ты не можешь понять?

Адель. Я не слышу сердца.

Бобо склоняется над раненым. Берет его руку, пробует пульс .

Бобо. Ну вот, видишь?

Адель. Что?!

Бобо. Ты противишься мне, а не нужно противиться человеку, все повидавшему на своем веку никогда. НИ-КОГ-ДА.

Адель. Что?!

Бобо. Exitus Letalis.

Адель. Что ты говоришь, я ничего не понимаю?

Бобо. Exitus Letalis. Это мы так говорим, когда ничего уже нельзя сделать. Говорим, чтобы было непонятно, и не так страшно.

Адель. Кто «вы»?

Бобо. Люди знающие толк в медицине.

Адель. Да выражайся ты яснее, он что, умер?

Бобо. Именно так. Из этого я делаю заключение, что это, вероятнее всего был факельщик. Обыкновенный человек непременно попытался бы побороться за свою жизнь. Так принято. От него немедленно нужно избавиться.

Пауза .