Вадим Михайлин - Бобер, выдыхай! Заметки о советском анекдоте и об источниках анекдотической традиции

Сидит мужик зимой на рыбалке у полыньи, рядом собачка — рыбку ждет.

Сидит, сидит, и вдруг вода водоворотом, из глубины поднимается корова, на рогах водоросли, глаза безумные и говорит: «Мужик, дай затянуться! (Исполнитель изображает медленное автоматическое движение рукой вперед, потом быстрый перехват сигареты и пару торопливых затяжек)’. Спасибо, мужик!» И ныряет. Мужик сидит (исполнитель расставляет руки в стороны и беспомощно переводит взгляд на собаку). Собака (исполнитель изображает недовольное выражение лица и такую же недовольную интонацию)’. «Ну что смотришь? Я сама охуела!»

Иногда умением говорить дело не ограничивается:

Встречаются два приятеля-собачника. Один говорит: «У меня псина — умница. Вечером домой приходит и так коротко, два раза — гав-гав. Ну чтобы никого не беспокоить. Я открываю, она заходит». — «А моя, когда приходит, вообще никогда не лает». — «Что, сидит и ждет, что ли?» (Исполнитель пожимает плечами): «А чего ей ждать, у нее свой ключ есть».

Выходит собака во двор. Смотрит, на соседнем участке соседская собака огород копает. Лопатой. «Жучка, ты чего? Офонарела?» Жучка разгибается (исполнитель отгоняет воображаемую муху и вытирает воображаемый пот с лица): «А началось с того, что я стала приносить им тапки».

Скребется ночью собака в дверь. Хозяин отворяет: «Ну что, падла? Опять нажралась?» — «Не, ваще ни в одном глазу!» — «А ну полай!» (Исполнитель пропевает рефрен из популярной песни Вячеслава Добрынина с интонациями Льва Лещенко, самого популярного из ее исполнителей [76]и ритмически поводит в такт плечами и руками, имитируя пластику очень пьяного человека)’. «Лай-лай / Ла-ла-ла-ла-лала-лалай…»

Рабинович заходит в синагогу с собакой. Раввин ему (исполнитель панически машет руками): «Рабинович, вы с ума сошли! Как же можно — в синагогу и с этим животным?» — «Ребе, это ж не простая собака. Вы знаете, как она поет? Если вы это услышите, вы поймете, что такое хор ангелов!» — «Ну, давайте попробуем». Собака начинает петь, голос у нее божественный, пять октав, слух безупречный. У раввина слезы на глазах. Он их вытирает и говорит: «Рабинович, это же просто чудо! А почему бы ей не стать в нашей синагоге кантором?» (Исполнитель пожимает плечами и возмущенно оборачивается к воображаемому раввину): «Ребе, я ж ей и сам об этом все время говорю. А она уперлась: нет, только зубным техником!»

Идут по улице две собаки. Зима, холодно. Одна другой говорит: «Слушай, вон мясной. Давай зайдем погреемся — заодно, глядишь, чего спиздим?» — «Да ты чо! Там же написано — с собаками вход воспрещен!» (Исполнитель снисходительно усмехается): «Дура, так кто ж знает, что мы грамотные?» Последний анекдот как раз и обыгрывает в пуанте одно из тех отличий позднесоветского анекдота от более ранних жанровых форм, о которых речь шла выше. Исходный сюжет строится по законам привычно экстраполированной зооморфной вселенной, обитатели которой умеют разговаривать исключительно между собой. Перебивающий скрипт резко переводит действие в совершенно другое анекдотическое пространство, где собаки представляют собой нечто вроде хорошо законспирированной подпольной организации, грамотно эксплуатирующей повседневные привычки советского человека. Кроме того — к вопросу о литературных аллюзиях — здесь вполне возможна непрямая отсылка к булгаковскому «Абырвалг» из «Собачьего сердца».

Любопытно, что в серии про говорящую собаку протагонист практически всегда женского рода. Говорящие Шарики и Тузики населяют, как правило, анекдоты, в которых не менее важными героями являются другие животные (скажем, коровы), к тому же анекдоты эти обычно бывают выстроены в соответствии с традиционной организацией зооморфного пространства — животные разговаривают только между собой: Подходит одна корова к другой на скотном дворе и говорит: «Слушай, Ночка, тебе тут не надоело? Колхоз разваливается, кормов нету, крыша у коровника как решето — звезды наперечет. Что мы с тобой, две красивые умные бабы, тут делаем? Давай свалим в город, там как-никак, а лучше проживем?» — «Давай, Зорька, сама давно об этом думаю. Только знаешь что…» — «Что?» — «Давай Тузика с собой возьмем? Он, конечно, звезд с неба не хватает, но пацан приличный, гадостей не делает. Что он тут без нас мучиться будет?» — «Давай!» Идут к Тузику, а тот лежит рядом с будкой и в небо смотрит (исполнитель изображает блаженное выражение лица и прищуривается). «Тузик, мы тут с Зорькой в город собрались, насовсем. Поедешь с нами?» (Исполнитель переводит взгляд в горизонтальную плоскость и принимает озабоченный вид.) «Девчонки, вот еще вчера — вообще без разговоров. Но у меня сегодня с утра тут одна перспективка нарисовалась…» — «Какая?» — «Да ну, нафиг…» — «Ну, говори, свои же все». — «Да не…» — «Ну мы ж к тебе по-хорошему». — «Ладно. Представляете, утром лежу тут у будки, а мимо идут директор, бухгалтер и парторг. И вот бухгалтер им обоим и говорит (исполнитель снова мечтательно прищуривается): «Если дела так и дальше пойдут, мы к весне всей деревней будем у Тузика хуй сосать!»