Авессалом Подводный - Отдельные мысли

Что такое «я хочу»? Для логика — понятие, для мужчины — состояние, для женщины — основное содержание жизни.

Существование наполняет человека Индивидуальными Впечатлениями, а сознание приклеивает к ним бирки Здравого Смысла, образцы которых утверждены Обществом. Поэтому любая осмысленная жизнь есть служение социуму и прощание с собой.

Острым серпом Ума я жну зеленую траву Жизни, сушу ее на поле Воспоминаний и, связав веревкой Этики снопы Окончательных Выводов, везу их на телеге Долга Всевышнему Владыке в качестве оброка со своего Персонального Бытия.

Под музыку Родного Языка я пляшу на полированной поверхности стола Разума, беспорядочно размахивая руками и чередуя продольный и поперечный шпагаты в напрасной тщете постичь Невыразимое и выразить Непостижимое.

Осмысление Личных Переживаний сродни работе паталогоанатома; а заспиртованные кусочки можно передавать для изучения в институт Самоанализа или выставлять на ярмарке Социальных Контактов.

До того, как выйти на дорогу Судьбы, я много лет пробирался узкими тропинками Личных Неприятностей, проложенных Богом в дикой чащобе Глобального Атеизма.

Даже глубокой ночью Социум смотрит на тебя недремлющим оком — и не нужно льстить себя надеждой, что это всего лишь служба государственной безопасности!

Поэт — не политик и не пророк: он не ведет людей за собой ни друг к другу, ни к Богу. Но все, что есть в мире человеческого и Божественного, вмещают его стихи.

У гениального поэта истина лежит между строк, у талантливого — между строф, а у среднего — между воплощениями.

Развивая свою мысль, я довел ее до совершенной прямой — а потом, одумавшись, свил из нее обратно уютное гнездышко.

То, что я говорю другим людям, в сущности, повторяет собой тексты, с которыми Бог хотел бы обратиться ко мне — но не надеется на то, что я услышу Его напрямую.

В болоте моих Жизненных Раздумий распустилась кувшинка Предварительных Итогов — желтая и красивая, немного самовлюбленная.

Острые скалы Самонадеянности возносят меня высоко в небо Личных Свершений — и орел моего «я» летит над равниной Социума, зорко высматривая жирного зайца Общественного Успеха.

Атеист считает, что религия это неуклюжая попытка обоснования нравственности. Для верующего же, наоборот, нравственность есть неуклюжая попытка человека проявить свою религиозность.

За обочиной Дороги Жизни, на дне глубокой канавы Вечных Неудач, плещется грязноватая водичка Мудрости-задним-числом, питающая болиголов Душевной Горечи и чертополох Неминуемого Разочарования.

Если внешнее «я» человека можно сравнить с павлиньим хвостом, то внутреннее подобно мышцам, его складывающим и расправляющим.

… И наконец плотно закрылись двери лифта, увозившего меня ко внутреннему «я». Сгустились сумерки восприятия, и все глуше слышались болтовня мыслей, шорохи желаний и прочие ароматы бытия.

Мир навязывает мне свои потребности, оборачивая их моими желаниями — и я, прекрасно понимая его игру, из любви или жалости иду ему навстречу, и жажду, и стремлюсь.

Как создается книга? Писатель крадет мысли своих читателей, а затем тушит их под соусом Личных Пристрастий.

Тонкий мир богаче плотного: так, иную философию можно смело назвать мракобесием, а негодную стряпню — никогда.

Жизнь дает мне пищу для размышлений, но переварить ее мои мозги не в силах. Или это должен делать желудок?

Вгрызаясь в толщу Смысла, философ вырубает глыбы знания и, кряхтя, тащит их на поверхность, где они рассыпаются в пыль под сапогом Общественного Спроса.

Человек обычно не дотягивается до солнца Истины, которую ищет; чувствуя это, ученые задирают нос, философы расправляют плечи, а поэты — крылья в попытке подняться над равниной Общественного Сознания — и падают, разбиваясь об острые скалы Неумеренного Практицизма или тонут в болоте Скептического Равнодушия.

Создавая свою сексуальную теорию, Зигмунд Фрейд несколько перестарался, и теперь в общественном подсознании не осталось места для других инстинктов.