Авессалом Подводный - Отдельные мысли

Вероятно, я представляю собой странное зрелище, будучи привязан к иллюзорному миру реальными нитями.

Ну как мне тебе объяснить, что пока мы не договоримся, мы не можем ни о чем договариваться!

В сердце человеческой любви всегда таится печаль — и этим она отличается от Божественной.

… и пока я о тебе помню — прощай, просветление!

Расставаясь с человеком, черт обязательно лягнет его напоследок.

Я могу, конечно, о тебе и вовсе не думать — но станешь ли ты от этого счастливее?

Читательская фигура должна стоять перед лицом писателя и за спиной издателя — но ни в коем случае не наоборот.

Трудно найти Истину; но еще сложнее определить, что у нее красивее: лицо или одежды?

Человек, который говорит: «Прощай, любимая!» — неизбежно лицемерит. Честный человек скажет так: «Прощай… извини, забыл, как тебя зовут».

Одним людям хронически не хватает любви, у других она постоянно переливается через край — но проблем хватает у всех без исключения.

Кто сказал, что Божественная любовь к человеку должна быть совершенна? Она так же неуклюжа, как и сам человек.

Боящийся одиночества, знай: тебе неведомо, что это такое.

У Бога хватает любви, чтобы сделать человеку уютным и внешний, и внутренний мир одновременно; однако мало кто позволяет Ему это сделать.

Божественная любовь может потрясти или ослепить, но никогда не выводит из душевного равновесия.

Планируя выброситься из окна, прежде выкини оттуда свой паспорт: предупреди городские власти о серьезности своих намерений.

Чем чернее маг, тем за меньшую сумму можно его купить.

Пусть лягушка моих Вожделений невысоко прыгает — зато у нее широкая пасть!

Ответственность учителя равна преданности ученика, хотя единицы измерения у них разные.

Смерть не только стоит в конце жизни — она является ее постоянным атрибутом.

Чем глубже истина, тем менее удобной стороной обращена она к искателю.

Цивилизованные люди осваивают культуру, а дикари ее творят.

Смерть это не конец всему. Смерть это конец твоему атеизму.

В иной прозе так мало мысли, что хочется заставить автора переложить ее на стихи.

Если ты меня любишь, зачем упрекаешь? Для моей же пользы? Нет, для вреда!

С высоты птичьего полета и змеиные пути кажутся прямыми.

Есть много путей к просветлению, однако ни один из них не приводит к первоначально желаемой цели.

У истинно верующего ничего, кроме Бога, нет. Особенно подсознания.

Мне не особенно нравятся мои жизненные тупики, но лабиринт в целом производит приятное впечатление.

Отрицая жизнь, ты не приближаешься к Богу, поскольку мир — Его любимое творение.

Ум не способен дотянуться до мудрости — и в действительности никогда не ставит это своей целью.

— Господи! Дай мне силы смирения перед Твоей волей!.. А перед не Твоей — не давай.

Есть вопросы настолько интимные, что решаешься их задать только самому себе, да и то лишь улучив подходящее время.

… и угощал печатным пряником непечатную женщину.

Читатель и цензор стоят перед моими глазами: первый — с горящими глазами и протянутой рукой, второй — с потухшим взором и длинным кукишем.

Банальная мысль — та же прошедшая по рукам женщина; но сколько же их в ноосфере!

Ремесло писателя исключительно неблагодарно: только смахнешь пыль со слова — и оно уже мчится в пространство, начисто забыв про автора.

Некролог: в борьбе лекарства с болезнью победил врач.

Свежесть восприятия не гарантирует его постоянства — скорее наоборот.

Облекаясь в слова, мысль изрядно прибавляет в весе — но нередко теряет в изяществе.

Настоящий писатель лучше читателя знает, что тому надо.

У меня не импотенция, а половой орган, который яснее хозяина видит, куда нам лучше не соваться.