– Как дела, брат? – с грустью спросил Савраскин. – Как здоровье?
– Вчера было лучше, – из себя выдавил Марксишко и, поглядывая с мольбою на Ивана, спросил: – Имеешь что?
– Нет, – развёл руками Савраскин, понимая, о чём спрашивает Анатолий. – Сам рад бы, за тем, собственно, и заглянул.
– Эх-х, – вымучил специалист по санузлам. – Вчера надо было приходить.
– И поесть даже нечего? Моя ненаглядная, понимаешь, уехала на юг жирок плавить, а мне харчей не оставила, – с досадой сказал Иван.
– И денег нет?
– Какое там! Видишь, пешком пришёл. Деньги были, но я их… бабых, – вздохнул Савраскин. – Как говорится, деньги в мешках, а мешки под глазами.
– Вообще-то не скажешь про тебя, что бедствуешь. Вот какой мамон откормил, сала на десять пальцев. – Марксишко, кисло улыбнувшись, по-приятельски хлопнул Ивана по животу. – Да ты не обижайся, Мамон Бабыхович, сейчас что-нибудь скумекаем, пошевелим мозгами.
А Савраскин и не думал обижаться на брата. Они присели на стулья, оставшиеся в наследство Марксишко от самого прадеда, и начали обсуждать план действий.
– Будем говорить так, – взял слово Анатолий. – Ты хочешь поесть, и я не отказался бы под это дело… – Он щёлкнул себя не то по кадыку, не то по мятой бороде. – Значит, нужно добывать нам и первое, и второе.
– Не против, хорошо бы.
– У меня гениальная идея: нужно что-нибудь продать.
– Да, но похоже, у тебя ничего нет на продажу, – возразил Иван.
– Весьма ты зорок. А у тебя?
– У меня тоже… бабых. – Иван показал кукиш куда-то в потолок, прибавив к жесту своё излюбленное словечко «бабых», которым он выражал всё: и злобу, и удивление, и любовь – и которое вначале никто не понимал, так как ни в одном словаре оно не упоминалось.
– Значит, будем говорить так: дело дрянь, – подвёл итог Анатолий.
– В самую точку сказано, – вздохнул Иван.
Минут десять длилось молчание.
– Ещё одна гениальная идея посетила мою несгибаемую голову: следует продать кого-нибудь, – вновь захрипел умный Марксишко.
– Но кого? – удивлённо и подозрительно Иван поглядел на брата и почесал свои задние нижние «булки».
– Будем говорить так: гуся… или курицу… или утку.
– Может быть, ту курицу, которая бегает по двору в поисках зёрнышка? Мы её… бабых? – Иван пошевелил своими шпионскими рыженькими усиками и соорудил недвусмысленный жест возле горла.
– Что ты?! Это моя курица. Мне с нею ещё жить и жить. Кормилицу мою нельзя резать. Друга, можно сказать…
– Тогда где же нам раздобыть курицу или гуся?
– Будем говорить так: украдём, где их много. Иди за мной…
Не теряя времени, братья по несчастью вышли из дома.
– Туда, – уверенным жестом Анатолий указал в сторону видневшегося леса.
– Но там уже не город, – удивился Савраскин.
– А нам вовсе не город нужен. В нём гуси и утки разве что в магазинах лежат, – пояснил Марксишко.
– Гениально! – восторгался Иван способности унитазного мастера мыслить логически.
И пошли братишки, и пошли… Впереди Марксишко, сутулый, высокий, постоянно шаркающий своими грязными ботинками без шнурков и потому со стороны похожий на лыжника; а за ним, едва поспевая, почти катился пузыристый Савраскин, пыхтя и поминутно теребя забавные усики.
Вот остался позади последний, хотя и деревянный, но городской дом. Вскоре братья свернули с асфальтовой дороги на лужок.
– Что-то свежим навозцем потягивает, – сморщился Иван.
– Значит, скоро будет речка – и мы у цели. Нужно идти на запах.
Наконец, цель! Речка показалась Савраскину небольшой, с редкой по цвету и запаху водой и обильной пеной; а вдали этого чуда природы густо росли кустарники и высокая трава.
– Мы будем рыбу ловить? – удивился Савраскин.
– Нет, здесь плавает всё, кроме рыбы. Местные жители даже последнюю пиявку не припомнят.
– Но и водоплавающих я не вижу.
– А в реке мы их не встретим – да это нам и на руку. Но вот возле неё мы обязаны увидеть хотя бы щуплого гуся.
Однако ни гусь, ни утка, ни тем паче курица братьям не повстречалась.
– Без пользы пришли, – сетовал Савраскин.
– Стой! Смотри! Ко-ро-ва! – радостно захрипел Марксишко.
Действительно, на лугу паслась пеструха. К ней друзья и направились.
– Ах, ты наша ненаглядная, наша желанная, – припевал Анатолий, поглаживая подозрительно глядевшую на него корову.
– Сомневаюсь я, что именно её мы искали, – пробурчал Иван.
– А какой толк с гуся? Вес утки или гуся равен двум бутылкам и двум консервам килек в томатном соусе. А здесь, посмотри Иван, сколько водки и вина, сколько колбасы хорошей… и на шнурки хватит; а заднюю одну ножку можно самим оставить. Представляешь, сколько времени жировать будем?! Я вскоре откормлюсь и стану таким, как ты – гладким и толстым.
Читать дальше