Мамаша Дорсет - Из пушки по воробьям. Стихотворные пародии и пасквили

Прекрасны персептроны Розенблатта,
Не может быть хреновым персептрон.
А у меня вообще ума палата, —
Ферменты мысли всем несут урон.

Послушай, критик, ты не креативен, —
Всё те же сказки врёшь про здравый смысл?
Ведь ты, по сути, слаб и дефективен,
У тому же, головою старой лыс.

Растут из неба грузди и поганки,
Ещё сосули всякие растут,
Илья Пророк давно ездец на танке,
И даже Моисей сменил статут.

Так что ж вы все куражитесь и ржёте,
Брезенты ваши – это не батут.
Нейтрино постоянно при работе,
Пронижут нафиг и башку снесут.

И свечки – это вам не персептроны,
Зажжёшь одну, пошепчешь, – пирожок.
Кому-то, может, писаны законы,
По мне, так мир – постылый драмкружок.

Влюблюсь, пожалуй, будет чем заняться.
Забуду я про синхрофазотрон,
Ускорюсь так, что поглупею, братцы!
И выйду из вселенной этой вон.

Дрожа в комическом экстазе,
Я прочитала сей компот.
Какой процентщице, заразе,
Покоя Муза не даёт?
Имеет тварь, конечно, право,
Не только пить, не только есть,
Но и налево, и направо
Блохастую раскинуть шерсть.
В её башке сомнений нету,
Какой ногой чесать живот,
Она сживёт того со свету,
Кто ей полаять не даёт.
У твари нет других понятий,
Как только миску охранять,
И тварей этих просто рати,
А пародистов только рать.
Увы-увы, дрожу и плачу,
И к совершенству не стремлюсь.
Зачем пародии фигачу,
Пойду и с хохота напьюсь.
Вы, Достоевский, просто фуфель,
Старорежимный идиот.
Стишок у твари чистый трюфель,
Шедевр, конфетка, стопятьсот!
Вдыхаю Музины миазмы,
Её сегодня просто прёт.
Дошла старуха до маразма,
На ширпотреб она клюёт.
Как быть, не знаю, вот загвоздка,
Сама от запахов тащусь.
Не помогает даже водка
С названьем стародавним «Русь».

В доме скорби полно царей,
В доме скорби полно придворных,
Так же, много там упырей
И притворных, и непритворных.
Там врачи так и ждут, чтоб им
Током выбить у всех признанье.
Но на том, мы, цари, стоим,
Что своё бережём сознанье.
Мы кусаем, грызём зажим,
Мы орём и вопим по-царски,
Мы пинаем ногой вражин
Со всей силою пролетарской.
Тут недавно один ГамлЕт
Табурет отвинтил от пола
И давай им крушить паркет…
Санитары сочли крамолой,
И Гамлета скрутили так, —
У страдальца полезли слюни,
Врач (на эти дела мастак) —
Запер бедного прынца втуне.
И Офелия сразу вдрызг
Напилась галлюциногенов,
Подняла натуральный визг,
Стала биться башкою в стену.
Тут завыла её родня,
Почитай, вся палата сразу, —
Без Шекспира у нас ни дня, —
Понесли её мыть, заразу.
Провоняла весь коридор,
От волненья кусала пальцы
И молола про прынца вздор,
Мол, сожрали неандертальцы…
А потом наступил обед,
Прынца выпустили на волю.
Золотой-то посуды нет,
Растащила всё челядь, что ли,
Нам, царям, не везёт давно,
Вилок нет, а ножей – в помине,
Чтоб не ели своё говно,
Нам кладут еду в алюминий.
Во дворе здесь роскошный парк:
Лопухи, белена от сплина,
И душистый растёт табак,
И листвой шевелит осина…
Всё в ажуре на тыщу лет.
И уколы – совсем не больно.
Снова что-то кричит Гамлет,
И Офелия подконтрольна.
Заходите к нам, если что,
Вы же все там немножко психи,
Добровольный порыв учтём
И по-царски мы будем тихи.
Если ж рыцарь какой с мечом
Или с думой своею тяжкой,
Не расстанется нипочём
Со смирительною рубашкой.