Олег Минкевич - Цикута

Как ни странно, для Кати всё началось с морей и океанов. Как-то в восьмом классе на уроке географии она услышала роковую фразу, от которой люди, уже будучи взрослыми, просыпаются по ночам в ледяном поту.

– Мозжечкова, к доске! – тоном тюремщика произнесла учительница. Катя послушно поднялась, встала перед классом, взяла покрытую меловой пылью указку и, рассеянно теребя пшеничную косицу, уставилась в физическую карту мира.

– Покажи нам Карибское море, – попросила учительница.

– Я там купалась, меня папа возил, – похвалилась Катя.

– Замечательно, – с завистью отозвалась учительница, которая там точно не купалась. – Значит, у тебя не возникнет никаких сложностей. Ну и где же, Мозжечкова, у нас на карте находится Карибское море?

Мозжечкова знала верно, где находится табачный киоск, ночной клуб и затхлый подъезд для подростковых тусовок, но вот насчёт Карибского моря у неё были сомнения; она долго размышляла, шелестя указкой то в Персидском заливе, то возле берегов Патагонии. В конце концов она сделала выбор и остановилась на Бенгальском заливе, чем несказанно обрадовала учительницу, которая, повторюсь, никогда не купалась в Карибском море.

Жизнь несчастной девочки осложнилась, когда её заставили искать Северный Ледовитый океан. Северный под улюлюканье одноклассников Катя отыскала в Средиземном море, Ледовитый обнаружился в Южном полушарии. Какое полушарие мозга заставляло Катю принимать такие решения, определить сложно. Но можно сказать точно, что она ещё никогда так умственно не напрягалась.

Получив неуд, Катя поняла, что чего-то она не знает, и это понимание стало поворотным в её жизни; она твёрдо сказала себе, что науки существуют не для неё и что успехов она добьётся и без знания морей и океанов.

Однако уроки географии не прошли бесследно: единственное научное слово, запомненное Катей и вынесенное ею из школы, оказалось слово «лиман» 1 1 Лиман – мелководный залив при впадении реки в море. . Правда, Катя не помнила значение этого слова, что не помешало ей впоследствии использовать его в качестве псевдонима. Дежурная фраза «это мы проходили» была вынесена Катей из школы вместе с «лиманом». Больше выносить было нечего.

Перестав быть школьницей, Катя не стала институткой, а сделалась содержанкой; она решила брать за́мки благополучия телом и нахрапом. Благо и тело обольщало, и генератор наглости работал без перебоев.

Первым богатым полюбовником восемнадцатилетней гражданки Мозжечковой стал директор молочного комбината «Великий надой». Катя пришла к нему в кабинет жаловаться на низкий процент жирности сметаны, поставляемой его предприятием в отечественные магазины, и уже через месяц прыткая красотка вторично омывалась в ласкающих водах Карибского моря.

Кате ничего не мешало, любя директора молочного комбината, любить и содержателя подпольного казино, и начальника главного управления ветеринарии Московской области, и руководителя десятка сельскохозяйственных ферм «Пищроттрест». Никто из них не спрашивал Катю, куда течёт Волга и какова максимальная высота Карпатских гор, что лишний раз убеждало её, что счастье не в знании географии.

Когда Катиных спонсоров пересажали, она их разлюбила. Не удостоив разнесчастных утешительной открыткой «люблю-скучаю», Катя пошла дальше по карьерной лестнице и дошла до кабинетов, в которых, шумя и расплёскиваясь, кипят котлы большой политики. Как водится, от такого рода кабинетов до яхт, скользящих по мировым морям, идти недолго. Так Катя Лиман очутилась на «Вальгалле», далеко от берега, в каком-то океане, на пересечении какой-то параллели с каким-то меридианом. Сходный путь проделали и Катины подруги.

Когда Кате наскучило ожидание чуда, она оторвала взгляд от океанических вод, вытянула из-за борта наливные груди и покинула палубу быстроходной «Вальгаллы» походкой уморённой солнцем цапли. Катя спустилась в полутёмную каюту, где, выпив стакан освежающей газировки, устало растянулась на поскрипывающем кожей диване, достала из розового чехольчика новейший смартфон и, складывая по-разному губки, стала себя фотографировать.

В углу, в прохладительной каютной тени, как бы нарочито укрывающей лица, за столом, в мягких ореховых креслах сидели двое, фамилий и должностей которых рассказчик, памятуя о хваткости и беспрецедентной длине верхних конечностей упомянутых персон, оглашать не будет. Эти двое – назовём их Первый и Второй, – несмотря на долгожданный отдых, вели серьёзный, деловой разговор; присутствовавшая при этом Катя, представлявшаяся обоим не более чем биологической куклой для удовлетворения биологических потребностей, не вызывала у многосильных господ ни подозрительных мыслей, ни возражений.