Олег Минкевич - Цикута

– Ну что, нашли? – нетерпеливо спросил Первый.

– Ищут, – отозвался Второй. – Тут дело непростое. И потасовка, и свет пропал, и свидетелей нет. Никто ничего не видел, одни домыслы. Всё как-то запутано, неясно.

– Неясно, – фыркнул Первый. – Так выясни, коль неясно, выясни. Зачем, скажи, твоих нюхачей на деньги налогоплательщиков содержать, если они поганой рыбёшки сыскать не могут?

– Так рыба – не слон, ушла в воду – и ищи-свищи. В стране водоёмов до черта. Да она, может быть, сейчас в какой-нибудь луже плавники полощет.

– Так найди эту лужу и того, кто её в эту лужу запустил, не пешком же она из магазина вышла. Кто знает, что она ещё наговорила, кому и какой умник всё это заснял. Ты пойми, человеку можно не поверить: мне, тебе, папе римскому, даже президенту, а вот в россказни говорящей рыбы верится охотно, народ поверит, уже поверил. Ты погляди, чего эти грамотеи в интернете понаписали. «Рыба врать не будет». «Устами рыбы – устами младенца». «Говорящий сом – совесть России». Тьфу! Читать тошно. А если эта рыбина сейчас где-нибудь всплывёт и о коррупции запоёт, о митингах, о национальных интересах, о народном богатстве, о конституционных правах? Допустим, скажем: ложь, провокация. А на кого свалим? Опять на Госдеп, на «пятую колонну», на вечных врагов отчизны, да? Нет, брат, не выйдет, не та история. – Первый качнулся в кресле и издал сердитый хрип.

– Отчего ж не выйдет? – возразил Второй. – Можно и на Госдеп свалить, можно и «пятую колонну» приплести. Не забывай о Пробойном и оппозиции, это ведь тоже вариант. Ты верно сказал, человеку можно не поверить; а сознательно говорящая рыба – уже немного человек. Стало быть, можно не верить и рыбе, и не поверят, если за дело возьмётся профи. Слава богу, такие профи у нас есть, и ты их знаешь, и по щелчку они сделают что угодно. Всё просто, надо только щёлкнуть. – Второй выглянул на свет, неторопливо запалил сигару и снова откинулся в уютную тень.

– Что там по Ветрушкину? – спросил Первый.

– Ищут… цифры проверяют… В стране порядка шести тысяч Ветрушкиных. Чёрт знает, который из них наш…

– Если этот Ветрушкин действительно что-то спёр, об этом следует говорить прокурору, а не какой-то там рыбе или дяде Васе-сталевару…

Первый недовольно цыкнул и резким движением открыл бутылку янтарного курвуазье; налив коньяк в бокал, он рассмеялся.

– Ты чего? – удивился Второй.

– Я представил, как бы мы помытарились, если бы эта рыбина назвала не Ветрушкина, а Иванова. Ха-ха-ха…

Второй поддержал Первого солидарным похохатыванием.

Засмеялась и Катя, но только о своём: ей было смешно, что в скором времени она выложит в соцсетях этот интересный разговор, который втайне записала посредством камеры своего новейшего смартфона.

По хрусткому, мокрому снегу, сквозь буйство красноярской халепы, в высоких валенках, в худом пальтишке и шерстяном платке, неуклончиво и отважно шагала чуточная старушка; шагала она в направлении неглубокой речки, по которой время от времени проносились мелкие сероватые крыги и сучья, задевавшие за ледяную корку берегов.

– Ты куда, баб Нюр? – прозвучал за спиною чей-то голос.

– Ась? – оборачиваясь, спросила старушка. Холодный ветер, закравшийся под платок, неприятно хлопал по ушам.

– Я говорю: куда путь держишь?

– За хлебом иду, милый, за хлебом. Завтра река шибче пойдёт, боюсь, не устою.

– Бог в помощь, баб Нюр.

– Спасибо, милый, спасибо. У бога и без нас дел много.

Старушка остановилась на берегу, потопталась с минуту, о чём-то подумывая, и затем стала стаскивать с себя валенки; сняв валенки, она принялась раскручивать портянки. Промозглый ветер, будто только этого и ждавший, тут же налетел на желтоватые, веснушчатые ноги с выпуклыми веточками синих вен.

– Пойду я, – взяв в охапку снятые вещи, вымолвила старушка и ступила на ломкий прибрежный лёд; послышался треск, по поверхности пробежала роковая змейка надлома, и плоский кусок льдины стремительно соскользнул в реку, унося на себе бабу Нюру.

Картина с уплывающей куда-то старушкой застыла; на экране образовался чёрный фон, сменившийся недовольной гримасой первого российского оппозиционера Дмитрия Пробойного, сидящего за белым столом с разболтанной ножкой.

– Привет! В студии «Пробойный-Light» Дмитрий Пробойный, – отнюдь не приветственным тоном произнёс политик; возле него на столе стоял прямоугольный голубоватый аквариум, в котором пошевеливался шестиусый сом с звёздочками лучистых ресниц.