Елена Шмелева - Карусель историй. Сборник коротких и очень коротких рассказов

У моей кошки скверный характер или точнее сказать она с характером.

Может, есть или не есть, вопить или шипеть, воевать с ведром, если ей оно кажется страшным.

Однажды она меня удивила. Повадилась прятаться в дорожной сумке. Прогоняла её, строжилась…, а тут вернулась из поездки уставшая. Вещи не разобрала, легла спать. Утром услышала писк.

«Наверное, сон про котят вижу, – подумала. – Только как – то очень ясно слышу»

Оказалось, кошка родила одного котёнка. Маленького и беспомощного.

Проснулись все! Кто принёс коробку, кто пеленки, кто – то грелку…

Когда переселение произошло, я села на кровати и подумала: «Вот это сюрприз!»

– Да ну что вы, доктор! Вы мне льстите, право! Моя фигура хороша!

– Не поняла?!

– Лучше бы и не договаривал.

– Жалкий массажист!

– Моя фигура хороша, видите ли, для вакуумного баночного массажа!

Летний вечер. Быстро темнеет.

По небу оголтело носятся летучие мыши, пикируя с большой высоты камнем вниз…

– А-ааа!, – кричит еврейский мальчик Миша. Летучие мыши проносятся совсем рядом…

– У меня белая губаашкааа!

Забегает за павильон детского сада, и тут-же стрелой выскакивает обратно.

За ним бежит Игорь с горящей, плавящейся головой пупса на палке. Лихие семидесятые…

Деревня просыпалась медленно.

Подтянувшись на пороге, её взгляд упал на не высокий забор.

На нём, то тут то там вразброс, крестом лежали сухие травинки.

В голове промелькнула мысль, поделано.

– Ужас! Что делать?

Она тут-же щёлкнула камерой телефона, заодно спросив у Siri: «Спалить? На перекрестке? В полночь?»

Обернувшись, она увидела воробья с травинкой во рту…

– А не уехать ли, – подумала я.

Положила в сумочку Харуки Мураками и круассан.

С вокзала уже звонила ему .

«Я в поезде. Так нужно», – про себя думая: «Расстаться, расстаться…»

Семь лет в никуда. Одинокие праздники, ожидания чуда, жалкие подачки женатого мужчины.

И тут в купе вошёл ОН… Ярко жёлтые туфли, льняной пиджак.

Скоро пятнадцать лет, как мы вместе.

В его голове жили два голоса.

Один был правильный, интеллигентный, благовоспитанный.

Второй был матерно-ругательным раздолбаем, сочинявшим гаврики в литературном журнале, под рюмочку коньяка, когда хватало денег. Когда нет, превращался в первого, но это не делало его счастливым.

Но вот исчезала эйфория от написания четверостиший. Противоречия раздирали его…

Так что он стал редактором небольшого издательства.

Крик пересмешника в ближайшей лесополосе.

Он слышен через открытое окно старой дачи с кучей не нужного хлама, включая торшер..

Скрип старого кресла-качалки с книгой, переходящий в мирное посапывание…

Ты открываешь глаза и видишь на потолке зловещую тень большой чёрной птицы. Сон вновь окутывает тебя… А утром у торшера находишь лохматую ночную бабочку…

Она терпеть не могла маленьких собачек.

Существо на цокающих уродливых лапках вызывало в ней внутреннее неприятие.

Жирное тело, покрытое перхотью, постоянно высунутый язык собачки, дорисовывали картинку отвращения.

Он каждый день слышал это от той, которую любил, и так не хотел потерять.

Однажды, вернувшись домой она не увидела пинчера.

Собака исчезла.

Через месяц ушла и она.

Солёный воздух пьянил сознание, ветер нашёптывал,

– Пари…

Холодное море Балтики, с ровной линией берега уходящей в высокие сосны, ей казалось таким же отстраненным от жизни, как и она сама в последние годы. Печальной, стареющей на глазах, но ещё с янтарным блеском в глазах, застывших каплями смолы.

Той, что искала в его берегах в далёком детстве.

Смешной возраст – сорок лет.

Сорок лет назад прозвенел последний школьный звонок.

Несколько лет назад я встретила одноклассницу.

Дружили в младших классах.