Виктор Курчевский - Побасёнки

Сэр Ланселот от этой груди
Тащился, как от косяка,
Нет, речь конечно не о блуде,
Но грань была зело тонка.

А, если коротко – о многом
Мог Ланселот в душе мечтать,
Но в жизни под любым предлогом,
Стремился лишь поцеловать.

Сжигаемый опасной страстью
Он к магу Мерлину спешит,
Пусть тот своей волшебной властью,
Хоть что-нибудь наворожит.

«Да нет проблемы! – маг ответил, —
Но это стоит сотню золотых,
Коль не согласен, благодетель,
То поищи подспорья у других».

Сэр Ланселот мгновенно согласился,
Не тот момент был, чтобы возбухать,
Прекрасно понимал, на что он покусился.
Теперь осталось только с дрожью ожидать.

А Мерлин дома откопал,
Раствор, рождающий чесанье кожи,
И на бюстгальтер королеве накропал,
И тоже в ожиданье впал, без дрожи.

Для мага ожидание закончилось быстрее:
Её величество достал ужасный зуд!
Его величество изрёк: «А ну шустрее
Пусть Мерлина в покои приведут»!

Предстал пред королём немедля маг,
И приступил к обследованью кожи,
Заверил – это не крапивница, не рак,
И на симптомы рожи тоже не похоже.

Потом он сделал вывод – странный случай!
Затем заверил короля: «Для антидота
Является незаменимой и весьма могучей,
Слюна на языке у Ланселота».

Теперь уже и Ланселот дождался:
Он час облизывал у королевы груди,
От счастья плакал, выл и наслаждался,
Меняя направленье и размах по амплитуде.

Сбылось его заветное желанье!
И радости душевной не было предела,
Исчезли все сердечные терзанья,
А плоть от мыслей дерзких затвердела.

Стук в дверь мечтателя на землю опустил:
То дерзкий маг пришел за гонораром!
Глас жадности счастливчику глаза застил,
И заорал он истерично, как объятый жаром:

«Пшёл вон! Презренный чернокнижник!
Как видно, напрочь потерял ты страх,
Не мни, что будто мне – сподвижник!
А королю ты вовсе смертный враг!

Не вздумай на меня пожаловаться где-то,
В петле тогда на дыбе вмиг взлетишь!
Послушай, лучше доброго совета —
Побереги ты свой магический престиж».

Смиренно к двери молча пятясь задом,
Кляня в душе тщеславья хвастовство,
Маг Мерлин, наконец-то, осознал с досадой,
Что нагло кинул нынче Ланселот его…

Дождливым вечером под всполохи грозы,
Прокравшись мимо дремлющих постов,
Обрызгал Мерлин королевские трусы…
Не оставляйте неоплаченных счетов!

Шел человек с собакой по дороге,
Не близок и нелегок оказался путь.
И человек уже с усильем двигал ноги,
Да и собаке не мешало б отдохнуть.

В дороге с ними многое случалось:
И реки поперек, и горы в небеса,
И смерть в попутчики однажды набивалась,
И алые в пути встречались паруса.

Теперь хотелось хоть немного отдохнуть,
Попить из родника, не торопясь поесть…
И тут к оазису друзей подводит путь!
Воистину, и к ним пришла благая весть!

Тяжелые врата, высокая ограда,
Благоухание цветов, журчание ручья,
Наполненные солнцем гроздья винограда,
Прохладный полумрак и трели соловья…

Наш путник у привратника спросил:
«Скажи, любезный, что это такое?»
Ответ привратника невольно грудь сдавил:
«Здесь рай и место со святыми упокоя.

Теперь, как истинно почивший в Бозе,
Ты здесь навеки сможешь отдыхать,
Не думать никогда ни о какой угрозе,
Ни по какому поводу теперь не воздыхать».

«Скажи, любезный, неужели это значит,
Что мы немедля можем отдохнуть,
Попить, поесть, поплавать, порыбачить,
И после этого всего слегка вздремнуть?»

«Ты в этом месте всё позволить можешь,
Тебе здесь всё вокруг принадлежит,
Ты можешь пить и есть, пока не изнемо́жешь,
Но вот с собакой путь сюда закрыт!»

С презреньем рай окинув взглядом,
Наш путник без сомнения продолжил путь,
Бежала с ним его собака рядом,
И не было влечения назад взглянуть.

Так шел он и голодный, и усталый,
И вновь ворота на пути встают.
Скромней, чем предыдущие, пожалуй,
Но веру на ночлег и ужин все-таки дают.

«Могу ли я, любезный, здесь напиться?»
Спросил наш путник у прислуги в стихаре.
«Ты можешь и напиться, и умыться.
Войди, колодец дальше во дворе».