Миша Токарев - Перестройка forever

Когда мы жили в Ангарске, я ходил в детский садик похожий на эту Ромашку. Это понятно, что я в него ходил, это естественные вещи ходить в садик, потом в школу, в ПТУ, на работу. Хотя я знал таких детей, которые не ходили в него. Может быть, родители боялись за них, коллектив мог оказаться недружественным или еще что-то. Обычно мы с мамой просыпались под стук лопат за окном. Иногда к стуку лопат примешивались удары ломом. Дворники начинали прибирать улицу примерно в шесть утра, и мы просыпались. На завтрак была традиционная манная каша. Самолетик заходит на посадку! – говорила мама, а потом засовывала мне ложку в рот. А у меня слезились глаза, я всегда поражался тому, как легко мама может накормить меня кашей. Папа с этим не справился бы. Он все время работал, он продавал автозапчасти. Хотя машины у нас не было. Папа, почему у нас нет машины? – спрашивал я его. Кажется, что папа не умел со мной разговаривать, просто не понимал моего языка, он изредка гладил меня по голове и в основном кивал на вопросы, которые я ему задавал. Папа, почему у нас нет машины?

Потом мы шли с мамой по аллее мимо завода Нефтехимиков. Много лет спустя поймали маньяка из этих мест. Да, мы каждый день с мамой здесь шли в детский садик. Мне казалось, что ничего, кроме соседских мальчишек здесь опасного нет. Эти мальчишки со мной не дружили, мама наряжала меня в собственноручно сшитые наряды, мальчишкам это не нравилось. Наряды были красивые, я искренне не понимал, что с ними не так. Позже мама призналась, что я походил на куколку, ей нравилось, что прохожие обращают на меня внимание. И восторгаются: какая чудесная девочка, какой у нее беретик! Мама вроде бы не исправляла прохожих, приходилось осаживать мне. Я говорил им: сами вы девочка, я Миша. Мама с улыбкой пожимала плечами. Прохожие говорили: мальчик, так мальчик, простите.

В садике нас, заспанных, недовольных и капризных детей собиралось человек 20. Причем недовольными казались и наши родители, которые вынуждены были приводить ни свет ни заря нас в садик. Мой шкафчик был с леопардом. Тогда, в детстве морда леопарда не вызывала у меня никаких эмоций. Сейчас, вспоминая, все эти звери на шкафчиках кажутся мне ужасающими кальками реальных животных. Такими рисуют их абстракционисты или просто люди с нарушениями психики. Как хорошо, что леопард не успел повредить мою психику. Мы приходили, мама переодевала меня, убирала комбинезон в шкафчик, застегивала сандалики. А потом я начинал плакать. Я начинал взывать к совести мамы, говорил, что это несправедливо, оставлять меня в таком месте. Рядом всегда крутилась девочка Рая, смотрела на нас с непониманием. Ей нравилось ходить в садик. А еще у Раи был странный нос. В какой-то степени он меня пугал. Там, где должна быть выпуклость, у нее была впуклость. Но это не влияло на наше общение, девчонкой она была классной. А еще с нами дружил Павлик Морозов. Нас называли неразлучной троицей, мы даже спали в тихий час на соседних койках. Павлика приводили раньше всех, и во время того, как нас переодевали родители, он обычно уже где-нибудь резвился в своих вельветовых шортиках на подтяжках и клетчатой рубашке.

Как-то раз утром, когда родители передали своих детей на попечение воспитательнице, имени которой я сейчас не помню. Мы сидели за столиками и поглощали вареные яйца с бутербродами. Я с заплаканными глазами размеренно жевал хлеб с сыром, рядом крутился вечно подвижный Павлик, а напротив сидел новенький мальчик. На вид он был старше нас всех, от него пахло какой-то плесенью. И когда я почувствовал запах, я прекратил жевать свой бутерброд и уставился на него. Его одежда была похожа на холщовый мешок, в котором вырезали отверстия для рук и ног, а потом пришили брючины и рукава, сшитые из другого мешка. Он почти ничего не кушал, из его носа высунулась полупрозрачная сопля, а глаза смотрели куда-то в бесконечность.

На тихом часе ко мне подошел Павлик и стал докладывать. Он рассказал нам с Раей, что новенького зовут Никита. Павлик трясся от нетерпения, так ему хотелось первому узнать новости и всем рассказать. Где сейчас этот Павлик? Наверное, стал журналистом. Павлик сказал, что родители новенького недавно переехали в наш город. А еще Никита просил передать, что дома у него есть склад боеголовок, которые он может нам показать, если мы будем с ним дружить. Я сказал на это Павлику, что игра не стоит свеч, парень похож на придурка. Мы долго спорили, принимать ли его в нашу компанию, пока воспитательница не закричала на нас, чтобы мы ложились спать, пришлось подчиниться. Мы лежали в постельках. Новенький был через одну койку от меня. И тут он обращается ко мне: послушай, давай так – он омерзительно почавкал и продолжил – кто первый заберется на лестницу, тот и прав. Или ты слабак? Лучше бы он не говорил этого, каждый мальчик знает, что если его называют слабаком, то это конец. Все, никто не будет иметь с ним дел. И я сказал этому Никите: без проблем. Как раз в этот момент воспитательница вышла из комнаты, где мы должны были спать. Мы пошли с Никитой к шведской стенке. Знаете, такие металлические конструкции, тянущиеся на самого потолка. Стоим перед ними с новеньким в одних плавках. Он выше меня на голову, на нем вместо майки водолазка, из-под которой проступает рельефное тело. Опасный соперник – думаю про себя. А за спиной шуршание, те, кто не спит, смотрят на нас. Хорошо хоть ставки не делают.