Марита Мовина-Майорова - Поговорим? О том… о сём… – 1

Я могла лицезреть, как он открывает дверцу, по пояс внедряет своё длинное тело в кабину и достаёт… ЛОПАТУ.

«Вот идиот! У него же всё это время лопата под рукой была!»

Парень с лопатой наперевес, почему-то опустив голову и неуверенно глядя себе под ноги, отчего казалось, что он её впервые держит в руках, подошёл к «Ауди», наклонился и по очереди принялся копать под колёсами… передними.

Не удержавшись, я вслух прошептала:

– Под задним правым копай. Под за-а-адним пра-а-а-вым.

Но в это время мой м о лодец вовсе перестал копать, что-то сказал женским половинам и девочке, и те поочерёдно залезли в машину – девочка выказала при этом невероятную жизнерадостность, чего нельзя было сказать о взрослых дамах.

С видимым удовлетворением захлопнув за ними дверцы, он пошёл к грузовичку и убрал в него лопату.

…Он возвращался к своему «сокровищу» и по всему было видно, что доволен он проделанной работой и уверен, что сейчас-то повезёт своих заждавшихся женских половин по их делам.

Я прищурила глаз: «Ну-ну!»

Парень, в который уже раз, сел за руль.

Машина заюзала взад-вперёд, взад-вперёд, взад-вперёд… и… застыла.

Мне было видно из окна, как замолкли до того заговорившие друг с другом спутницы парня в машине, и в недоумении уставились на него, как ударил бедолага по рулю руками и что-то очень, очень нехорошее сказал, потому как тётка в ответ на это ударила его по плечу и указала на девочку. Парень замотал головой.

«Ну, наконец! Ожил! Теперь уж должен он под правым задним подкопать! Хотя бы методом исключения сообразить должен, где ещё не копал».

Я приникла к стеклу, трепетно ожидая развязки. И да – парень вышел, вновь вооружился лопатой и начал копать, но… под задним левым !

Я захохотала!

А тот, покопав, снова сел за руль. И ведь не попросил попутчиц выйти!

И машина заюзала…

– Вот д…б! Высади ты их! Выведи машину сначала! – я рыдала от смеха.

Но парень наотрез отказывался меня слушать. Он, в который уже раз, вылез на проезжую часть, снова сходил к грузовичку за лопатой, и начал обходить вконец измученную свою машину. Но не с той стороны, где было уже расчищено, и с которой в салон залезли попутчицы, а с другой, прижатой к буераку, стороны. Ему пришлось вскарабкаться с лопатой в руках на буерак, затем с трудом протиснуться между ним и машиной, скользя спуститься вниз и только после этого приступить к подкопу правого заднего.

«Совсем плохой!» – уже то ли с жалостью к этому юродивому, то ли с тоской по утерянным за последние двадцать лет полноценным русским мужикам, подумала я, наблюдая за перипетиями русского молодого самородка.

Тот до-о-олго махал лопатой.

А потом не через буерак, а по прямой, вернулся к передней дверце и сел за руль.

«Ну, хоть обратно через буерак не полез! Значит, просветление получил – раз увидел путь прямой, – искренне порадовалась я за самородка. – Однако мгновенно мне пришлось изменить мнение: – Нет, не совсем просветлел, раз попутчиц из машины опять не выгнал! Значит…»

И я увидела, как машина снова «заюзала», клубясь сзади белым плотным облаком…

Решив, что больше ничего интересного не увижу, безнадёжно махнув рукой, я покинула свой наблюдательный пост и занялась домашними делами, тогда как плотный белёсый туман продолжал обильно клубиться вокруг машины…

***

…Через полчаса обеденные дела призвали меня на кухню. Я по привычке глянула в окно.

«Ауди» увозил эвакуатор. Парень бежал за ним и отчаянно размахивал руками.

Щуплая девушка, глубоко засунув руки в карманы голубой курточки и втянув голову в плечи, по-прежнему, изваянием, высилась на пригорке и по-прежнему никак не реагировала на происходящее.

Тётка курила, провожая взглядом и эвакуатор, и парня, а девочка стояла с ней рядом и, глядя в безоблачное небо, чему-то улыбалась.

Поехали мы как-то с мужем на рыбалку.

Зима в тот год пришлась как будто на раннюю весну – за все три зимние месяца мы не видали ни порядочного снега, ни обычных для Дальневосточного Приморья морозов градусов под тридцать. Они то приходили и давили крепко, не давая даже яркому, словно в июне, и такому же жаркому солнцу примирить людей и природу с ними, то внезапно уходили. И тогда солнце наводило «порядок»: жиденький снежок быстренько куда-то исчезал, обнажая твёрдую, кочковатую землю, и природа, как будто желая обмануться, начинала петь свою «типа» – весеннюю песню.