Напыженный Пузырь славы и почёта яростно пыхтел на сковородке своей творческой страсти и получал от этого явное удовольствие: сопение и кряхтение особенно хорошо удавалось Пузырю, и он без оркестровки выдавал перлы перед своими зрителями. Собственного пыхтения ему явно не хватало, и тогда Пузырь между паузами подбегал к кому – нибудь в зале, и просил попыхтеть с ним в унисон. Зритель, краснея, надувал щёки и пытался производить напыженное, гордое и труднодающееся пыхтение, помогая главному собирателю денег, славы и почёта. Путём двойного старания получался звук посочнее, сам помощник покрывался испариной, мошками и штукатуркой с потолка, а Пузырь в это время активно обирал дань с благодарной публики. Приговаривал он себе под нос такую фразку: «Сколько ни собирай – всё равно мало будет». И мало ему было, и снова Пузырь надувался и сдувался, и снова оркестром с ним пыхтел то один, то другой зритель, согласный поднатужиться ради славы.
Много почёта добился Напыженный Пузырь и много подарков, уважения и благоволения приглашённых почётных гостей.
– Смотри, лопнешь, – ишь, напыжился – то!.. – кричали ему бабки соседские, когда Пузырь спускался вниз по лестнице, уезжая на гастроли по пыхтению.
– Да ну вас, – отмахивался Напыженный Пузырь, – и грудь его под пиджаком вздыбливалась от счастья показать себя. Что ему на других – то смотреть! Пущай на его фигуру смотрят и радуются, что живут рядом с ним, таким удачливым и красивым. Ну прямо пылесос для сбора почёта и славы.
Однажды во время работы Напыженный пузырь как всегда пыхтел особенно чванливо и с изюминкой, даже с призвуком горлового пения северных народностей получилось, – вот как старался. Это он пытался разговаривать с матушкой – природой, подражал горным потокам, гулу вершин и впадин горных, иных впадин, что на теле человека, скалам и ветру в пустынной равнине. Разнообразил репертуар. Надо же собрать больше почёта, славы, денег и восторженных глаз.
Собирал он восторженные глаза прямо в корзинку для яиц. Обычно получалось полную собрать, а тут что-то с самого начала не задалось, увидел в зале взгляд неприязни от завистника и конкурента. Поднатужился, было, но помощник подкачал – не опытный попался. А где их взять, опытных-то, – все по работам: счёты – подсчёты, пыльная работёнка или не пыльная, а надо кусок хлеба зарабатывать, кормить своих деток.
Пузырь потел – потел, пыхтя, да и лопнул. Осталось только мокрое место, – вон с подоконника свисает и причмокивает биомасса, шамкающая пустым одним на всех ртом. Слава и почёт вытекли и расползлись гелевыми шариками по полу. Бесцветная липкая и скользкая, биомасса славы и почёта годилась теперь только для съезжания вниз по наклонной с огромной скоростью. Катился бывший Пузырь долго и счастливо, смеялся по пути, приговаривая: «Ну и денёк выдался! Ну и народ пошёл!»
А народ что: с утра на работёнку, с вечера обсудить, сколько на почёт Напыженному пузырю наработать надо, а после работы непременно на жертвенник – площадь почёта и славы, – посмотреть, как Пузырь-то растёкся. Надо же его теперь реанимировать. Умный и добрый народ, готов нести на своих плечах любого прощелыгу, прикинувшегося добродетелью. Забыл главное: рукоплескания – на потом, сначала – думать, не по привычке же награждать всякого прохвоста!
Игрища славы и почёта продолжались даже по скользкой биомассе лопнувшего Напыженного Пузыря: жертвенник раскипелся народными гуляниями. Безглазые – глаза пузырь собрал на своих пыхтенческих концертах – люди ходили и пытались разглядеть благодеяния лопнутого их героя, но и разглядеть не могли, да и не было там ничего, кроме горки для съезжания интеллекта.
Потоптался народ и вышел весь по домам. Биомасса лопнутого Пузыря засохла – горка образовалась, – это дворник местный пососкрёб, вместе собрал жижу пузыриную. Гору назвали Жертвенной, потому как привык народ к доброму отношению даже к Напыженному Пузырю, – уж смешно потешил пузырь своим пыхтением, – и назвал в его честь засохшую его биомассу Жертвенной горой, потому что посчитал явление растекания биомассы жертвой под ноги народу от Напыженного Пузыря после отличного пыхтения на сцене.
БАССЕЙН ВЫХОДИТ ИЗ БЕРЕГОВ
Не относи на кухню мандариновую косточку, спрятавшуюся на журнальном столе рядом с книгами, – нелюбовь к мусору может обернуться темной стороной жизни, потому что, придя на кухню, ты обязательно там нажрёшься. В нос нагло полезет сладкий запах ватрушки, а чайник поставят сами руки, которыми ты распечатываешь разные слимы для похудения, а сама желаешь распечатывать конверты с любовными письмами твоих поклонников тебе. Не ходи на кухню без надобности даже просто попить водички, – — бери воду с собой в комнату, чтобы не соблазняться на еду. Жиреешь, так соблюдай правила. Но кто сейчас соблюдает, и какие правила, если сосед по лестничной площадке не ползёт за тобой со сломанной розой, свисающей с уха, вымурлыкивая «постелю весь мир к твоим ногам». Сверх приличий размер твоей одежды, тебя не приглашают на встречи друзей, потому что неприятно видеть твой жирный зад и расползшееся вширь лицо. На перфомансах ты своей мощной фигурой запросто можешь закрыть любовника подруги, если вдруг в свет нагрянет его ревнивая жена. В транспорте уже уступают место, видя, как нелегко забираешься ты по ступеням, – эти три ступеньки в маршрутках или автобусах для тебя почти что Эверест. Но всё должно быть не так: страстный возлюбленный должен тебя нести до такси, а шлейф, ниспадающий с твоих плеч, пусть могучих, но в аромадизиаках, обязан ниспадать почти до пола и вызывать бурю эмоций у зрителей, приводя их в восторг. Колени под тяжестью тела болят, рушатся суставы, снашиваясь, как старые вещи, осколки суставов колются внутри, под кожей, впиваясь в мышцы, но надо жить и двигаться через боль. И тогда дойдёшь до стола во Дворце бракосочетаний, на котором заключают браки, предварительно заключив их на небесах. Ты уже забываешь слова любви, сказанные тебе мужчиной в жарких объятьях прямо в ухо. Уши тоже зарастают жиром, шея стала толще, почти как слоновая нога. Как на такую шею повесить жемчужное ожерелье? Оно же будет тебе «как раз», прямо под горлышко!.. И это вызовет недоумение у гостей бала.
Читать дальше