Лион Измайлов - Курам на смех

Когда-то, году в 1984-м, придя ко мне в новую, только что отремонтированную квартиру, осмотрел её и сказал своей жене Вере:

– Вера, вот в какой квартире мы будем жить после революции.

Однажды Шульжик подошёл к поэту-песеннику Михаилу Пляцковскому и сказал:

– Слушай, какую хорошую песню ты написал.

– Какую? – спросил Пляцковский.

– Вот эту: «Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли».

– Эту песню написала Юнна Мориц, – обиженно сказал Пляцковский.

– Странно, – сказал Шульжик, – я как ни вспомню тебя молодым, ты всё время нёс какую-то чушь.

Когда мы все вместе были в Болгарии, Шульжик продал Пляцковскому доллары – один к пяти. Пляцковский сразу обособился, со всеми перестал общаться и бегал отовариваться в болгарскую «Берёзку».

На последнем ужине мы сидели за одним столом, и Шульжик при Пляцковском говорит:

– Лион, ты знаешь, как вчера Мишке плохо было, скорую вызывали.

– А что случилось?

– Он последний лев зажал в руке и никак не мог разжать. Пришлось в горячую ванну руку опускать, чтобы хоть как-то отмочить и разжать кулак.

Шульжик над Пляцковским всё время издевался, и не случайно. Пляцковский был чрезвычайно задиристый и высокомерный, и всё время у него шли какие-то баталии с поэтом Лазаревым, который обвинял Пляцковского в плагиате.

Шульжик посоветовал Пляцковскому, чтобы того не обвиняли больше в плагиате, зарегистрировать в ВААПе как свои все эпитеты. Тогда к нему никто не придерётся.

Я однажды тоже не удержался, когда мне Пляцковский схамил в очередной раз, а это происходило в ЦДЛ, и, как специально, подошёл директор ресторана.

Я спросил его:

– Ген, тебе хорошая свинина нужна?

– А сколько килограммов?

– Миш, – спросил я, – ты сколько весишь?

– Семьдесят шесть, – сказал Миша.

– Семьдесят шесть килограммов, – повторил я Гене.

Гена чуть не упал со смеху.

С тех пор Пляцковский меня не трогал.

А Шульжик, кроме шуток, ещё писал очень хорошие детские стихи. Вот только одно четверостишие:

Шульжик человек болезненно самолюбивый. Однажды у меня на дне рождения стол вёл Брунов. Он был непревзойдённый тамада и, естественно, по юмору забивал всех, в том числе Шульжика. Шульжик стал просто хамить ему с места.

Я потом спросил, зачем он это делал.

– А что же, я буду сидеть и спокойно слушать, как он острит?

Вообще о самолюбии творческих людей можно рассказывать бесконечно. На дне рождения Шульжика были и Якубович, тогда ещё никому не известный, и Розовский. Где-то в середине вечера, желая сделать приятное новорождённому, я вытащил очень смешной текст и стал его зачитывать. Я знал, что текст смешной, я его уже не раз читал. Когда люди стали смеяться, естественно в смешных местах, Розовскому это так не понравилось, что он стал громко хохотать ещё на подводках к репризе, тем самым не давая гостям услышать текст. Таким образом, он совершенно испортил моё выступление и был этим чрезвычайно доволен, и не потому, что плохо ко мне относился, нет, мы были в хороших отношениях. Он просто не мог перенести чужой успех.

Сам Розовский году в 1978-м стал вдруг петь со сцены песни из своих спектаклей. Мог выйти на пятнадцать минут на сцену и пропеть минут сорок, ничуть не смущаясь тем, что зал уже изнемогает. Когда я впервые услышал это пение, то не удержался и сказал:

– Марик, теперь ты в старости без куска хлеба не останешься. Будешь ходить по электричкам и петь.

Был у меня такой друг – Иосиф Леонидович Прут. Известный драматург, автор сценария фильма «Тринадцать» и многих других. Мы с ним когда-то отдыхали в санатории в Карловых Варах. Пошли на лекцию о здоровье и долголетии. Лектор говорил об умеренности в жизни, о вреде излишеств. Он всё время обращался к Пруту:

– Вот, смотрите, среди вас сидит молодой человек довольно преклонного возраста. Он наверняка сдержан в своих жизненных проявлениях. Как говорится: «Живи просто, доживёшь до ста». Вы курите? – спросил он у Прута.

– Нет, – сказал Прут.

– Вот видите, – обрадовался лектор. – А пьёте?

– А как же! – ответил Прут.

– Но уж наверняка всю жизнь прожили с одной супругой?

– Женат в четвёртый раз! – гордо сказал Прут.

– Ну что ж, бывают и исключения, – сказал лектор и стал рассказывать о том, что надо каждый вечер пить кефир и есть поменьше мяса.