Сергей Чугунов - Дар случайный. Поэтические произведения разных лет

Облетел мой чудный сад,
блекнет листьев медь…
Я – совсем не Александр,
чтоб тебя, как он воспеть…

Я чертовски огрубел,
второпях да набегу…
Я быть может и запел,
да сфальшивить не могу.

Оживи погибший сад,
душу обогрей.
Ни Андрей, ни Александр —
я прошу – Сергей!

Нагадала мне цыганка,
что в коварный Год Змеи,
майским утром, спозаранку,
ты войдёшь в мечты мои.
А в июле предо мною
ты предстанешь наяву.
И пойму я, что живу
лишь тобой одною…
Вспыхнет ягодой рябина —
ты в мой бедный дом войдёшь,
назову тебя любимой,
ты любимым назовёшь…

Но страшусь я предсказанья,
полюбить ни в праве вновь,
не отбывши наказанья
за вчерашнюю любовь…
Суждено ли мне с рябиною
на ветру пылать?
Уготовано ль любимою
мне тебя назвать?

Мне себя винить не стоит —
я ни в чём не виноват…
Только кто ж тогда построил
отчужденья каземат?
Я хотя не под замком, но
только горечь-боль в груди…
Слушай, плюнь на все законы —
и меня освободи.

Станет сладкою рябина
от мороза иль любви.
Назови меня любимым,
коль полюбишь – назови!
Может недопонимая,
назови, прошу, хоть раз…
Не в июле, и не в мае,
и не осенью – сейчас!

Завтра Пятница,
солнце пятится…
А на западе,
будто в западне
зорька вешняя —
баба грешная,
алой кровушкой обливается…

Поздно каяться,
сердце мается,
сердце набекрень,
а в душе сумятица,
на пороге Пятница —
Судный, трудный день!

Вот и Пятница…
Это значиться —
на восток гляжу,
за зарей слежу,
глаз не отвожу…
Зорька ранняя,
затуманена,
смехом ранена,
оболванена…
…обалденная,
чуть надменная
на горе стоит, ухмыляется…

Всё измениться?
Мне не вериться,
да и верить-то,
если честно, то
лень!
Что с того, что Пятница?
Пятница как пятница —
просто пятый день!

Написал я твой чудный портрет,
взяв ярчайшие краски у мая.
Был не холст – голубой небосвод —
на моём неказистом мольберте.

На божественном лике твоём
разглядел я улыбку-загадку
и в твоих беззащитных глазах
удивленья зажёг огонёк.

Ослеплённый, я кисть обмакнул,
по ошибке, в кромешную темень,
и теперь на холсте моём ночь:
не тебя, никого, ничего…

Я зубами готов перегрызть
себе жилы – пусть алою кровью
на мольберте забьётся рассвет,
новый день мне подарит тебя…

Пригласила ты на чай,
намекнула невзначай:
мол, сердечко под замком,
чтоб замочек отворить —
не мешало б прихватить
мне заварку с сахарком…

И хотя с тобой я робок,
в жизни смел… И чая для
истоптал пар пять кроссовок
и загнал два «Жигуля».
И добыл?
Добыл…
И что же?
Вот награда за труды!
Прилетел к тебе, но боже…

В кране не было воды!

Полюбил умом я…
Думал – не обманет,
думал страсть хмельная
ум не одурманит.
Но в мои расчёты вкралась опечатка —
я опять один как перст…
Душно мне и зябко!

Полюбил я сердцем…
Думал – не обидит —
да слепое сердце
ни черта не видит.
В запертые двери сослепу я бился —
но никто не óтпер и не прослезился!

Полюбил я телом…
Жилами да кровью.
Что зовётся блудом —
я нарёк любовью.
Поздно теперь плакать, клясть себя да охать —
не любовь то вовсе, и не страсть, а похоть!

Всё теперь иначе…
Некуда мне деться.
Я тебя ни телом, ни умом, ни сердцем…
(как? совсем не знаю…)
Знаю, что люблю!
(чудный, сладкий, чуткий сон)
Да только я – не сплю!

И я взошёл к священному огню;
я к алтарю вознёс свою свободу;
но ты – царица всех земных цариц —
красивым жестом отклонила жертву.

На землю возвратился я в тоске…
«Непониманье или нежеланье —
что значил тот необратимый жест?» —
я вопрошал непрошеную душу.

Ни тени откровенья не найдя,
я осознал всю горечь нетерпенья…
Ну что с того мне, что с заоблачных вершин
ты снизойдёшь в мой мир: смешной и робкий?