Казимир Северинович Малевич
Собрание сочинений в пяти томах
Том 5. Произведения разных лет
Казимир Малевич: воля к словесности
В последнем томе настоящего Собрания сочинений представлен широкий диапазон письменного наследия Казимира Малевича — от теоретических трактатов до афористических «кратких мыслей», от риторических деклараций до поэтических строф. Большинство из этих работ публикуется впервые, часть — впервые на русском языке.
Наиболее ранний среди прозаических текстов сохранился благодаря рисунку, сделанному на обороте. В этой записи конца 1900-х годов будущий супрематист со свойственной ему тугой выразительностью изложил неоплатоническую составляющую собственных более поздних теорий. Лист бумаги стал домом и изображения, и слова, а сама ситуация превратилась в знаковую — бумажный лист в перспективе всей биографии оказался самым постоянным спутником Малевича. На нем фиксировались рисунки, проекты будущих картин, спекулятивные размышления; иногда они совмещались на одной территории и были исполнены тем же карандашом или ручкой с чернилами. Много позднее художник сформулировал соавторскую роль белого листа: «В письменной форме как-то лучше можно установить свои мысли и положения» [1] Малевич К. Записка архитектору А. С. Никольскому. Около 1929. Рукопись. Архив ФХЧ,
.
Между ранней записью и первой брошюрой («От кубизма к супрематизму», 1915) прошло несколько лет. От них в словесности художника сохранились преимущественно письма — однако это были послания к М. В. Матюшину, значение переписки с которым трудно переоценить. Она началась весной знаменательного 1913 года, и, как представляется, потребность информировать иногороднего друга и единомышленника приучала Малевича к постоянной письменной речи. Тогда и родилась одна из существенных внутренних форм его словесности, стремление «установить свои мысли и положения» в напряженном диалогическом поле. Эта внутренняя форма обусловила возникновение немалого количества текстов, написанных как обращения к единомышленникам или противникам — к примеру, темпераментное письмо Малевича к Александру Бенуа стало своеобразной матрицей для инвектив супрематиста в адрес оппонентов на протяжении ряда лет [2] Письмо Малевича было ответом на критическую статью Александра Бенуа «Последняя футуристская выставка» в газете «Речь» за 9 января 1916 года; на протяжении ряда лет она была для супрематиста наиболее выразительным воплощением отживших взглядов оппонентов новых систем в искусстве. Диалог Малевича с Бенуа остался, однако, виртуальным — письмо не было ни опубликовано, ни отослано адресату (оригинал хранится в Отделе рукописей Государственного Русского музея). Впервые послание увидело свет в выдержках в книге Л. Н. Дьяконицына «Идейные противоречия в эстетике русской живописи конца 19 — начала 20 века» (Пермь, 1966. С. 214–215). Полностью было опубликовано Тр. Андерсеном в пер. на англ. яз. в изд.: Malevich, vol.1, p. 42–48. На русском языке письмо полностью опубликовано И. Н. Карасик в изд.: Казимир Малевич в Русском музее. СПб.: Palace Edition. 2000 С. 391–394.
. Многие письма художника перерастали в трактаты, особенно когда адресатами были М. Матюшин или М. Гершензон.
«Черный квадрат» побудил автора к разворачиванию смыслов в вербальном поле. Возникновение главного произведения сопровождалось мощным экстатическим ощущением; позднее оно нашло отражение в воспоминаниях И. В. Клюна: «На вопрос <���…> как он писал свой „Черный квадрат“ и что послужило для этого побудительной причиной, Малевич ответил, что когда он писал „Черный квадрат“, то перед ним все время по полотну проходили какие-то „огненные молнии“» [3] Клюн И. В. Казимир Северинович Малевич Воспоминания // Юнон И. В. Мой путь в искусстве: Воспоминания, статьи, дневники/ Сост. А. Д. Сарабьяиоа М.: RA 1999. С. 145.
.
Чувственно пережитая трансценденция живописного опыта породила не только беспредметную первоформу, но и настоятельное побуждение донести до современников истину супрематического миропонимания. Оно в свою очередь вызывало к жизни визионерские «литургии» — этим словом с явными ритуально-религиозными обертонами Малевич очертил вербальную ипостась творческого поведения креативной личности [4] В статье «О поэзии» Малевич дал словесный портрет поэта: «Поэт не мастер, мастерство чепуха, не может быть мастерства в божеском поэта, ибо он не знает ни минуты, ни часа, ни места, где воспламенится ритм <���…> В нем начнется литургия…» (см.: Малевич, т. 1. с. 147). Более подробно о поэтическое творчество Малевича проанализировано в изд.: Шатских А. Казимир Малевич и поэзия (вступ. ст.] // Малевич К. Поэзия. С. 9–61.
.
Читать дальше