Эдуард Струков - Оно мне было надо. Вертикальные мемуары

это когда на улицу лучше вообще не выходить.

Степанов, бледный юноша двенадцати лет,

приехавший в деревню погостить на лето,

плёлся в утреннем тумане по сельской улице —

сегодня был черёд его родственников

гнать общественное стадо на выпас,

но дед-фельдшер с бабушкой вели приём,

ставили печальным старушкам прописанные уколы,

поэтому Степанов вышел в поле за главного.

Туман медленно поднимался,

но хорошего в этом было мало,

поскольку наконец-то стало понятно,

что день ожидается нудный, серый и дождливый.

Заспанные хозяйки выпускали кормилиц со двора,

без особого доверия посматривая на юного пастуха,

преувеличенно бодро свиставшего военный марш.

Неосознанно стараясь подражать взрослым,

Степанов уверенно вышагивал по сырому песку

в дедовых «кирзачах» и заношенном дождевике,

зычно покрикивая на особо шкодных подопечных,

вечно старавшихся залезть в чьи-нибудь посевы,

словом, старательно играл ответственную роль

настоящего пастушьего командарма .

Девятнадцать разномастных коров да пятеро овец,

которых Степанов недолюбливал за тупость,

поскольку те вечно шарахались по каким-нибудь кустам,

отставали от колонны и противно орали своё «бэ-э-э» —

вот был весь вверенный ему на сегодня контингент.

За околицей деревни животные проснулись,

сбились в дружный коллектив и двинулись на луг,

своё излюбленное место поглощения разнотравья.

Обозрев вверенную ему маленькую армию

взыскательным генеральским взором,

Степанов тоже расположился на лугу,

на пригорке у подножия одинокой сосны,

расщепленной неизвестно кем на три макушки.

Между тем начал накрапывать дождик, опять стемнело.

Его солдаты, явно чем-то озабоченные,

дружно потянулись к хилому сосновому лесочку,

видневшемуся на самом краю луговой равнины.

Вверху – знаменитый луг на излучине реки Велесы, близ деревни Зеленьково, 1988 г. Внизу – мои дед и бабушка служили с 1941 года в госпиталях Дальневосточного округа. Фото из архива

Природа нынче явно не ждала никого в гости.

Степанов со вздохом поднялся, осознавая,

что сегодня ему предстоит вымокнуть до нитки —

то ли в чистом поле, то ли в жиденьком лесочке.

Прощаясь, он постучал ладонью по телу сосны,

но дерево безжизненно промолчало в ответ,

и ему вдруг стало как-то очень не по себе.

Дождь усиливался, небо чернело и пухло,

Степанов поднял голову и явственно услышал,

как нарастает в тишине гул падающих капель,

со стуком и шелестом бьющих по траве.

Он поёжился, словно почувствовав себя в прицеле

какой-то неведомой силы, жестокой и страшной,

шагнул с пригорка и успел сделать несколько шагов,

как небо за его спиной выпустило наружу свет,

разом ослепивший и напугавший Степанова,

и тут же разорвалось громовым зарядом такой силы,

что земля под ногами юного пастуха подпрыгнула.

Степанов упал, вскочил, потом снова упал —

он помчался по сырой траве то на четвереньках,

то согнувшись, словно под огнём противника.

Молнии лупили со всех сторон, земля дрожала,

что-то падало, запахло чем-то неприятным —

Степанов мчался к деревьям, боясь оглянуться.

Его коровы спокойно улеглись в лесочке и дремали,

вполне комфортно пережидая природный катаклизм.

Чёртовы животные оказались умнее своего пастуха!

Он уселся на трухлявый ствол поваленного дерева,

руки и ноги его дрожали, сердце стучало в горле,

но теперь громы и молнии были не так страшны.

Степанов потрогал на боку сумку и успокоился —

бутылка молока, выданная бабушкой, была цела.

Он пересчитал огромные тёмные туши коров,

радуясь тому, что все его подопечные на месте.

Перепуганная стайка овец прижалась к его ногам,

Степанов погладил тёплые шерстяные спины «бяшек»,

трусишки дрожали, как осины, от страха —

он ощутил трогательное единение с животными,

безропотно пережидавшими небесное сражение —

все они здесь были созданиями одного мастера,

вот только мастер тот сегодня был явно не в духе.

Некто непонятный, яростный и беспощадный,

продолжал бесноваться где-то в небесах,

Степанов представил себе этакого злобного дядьку,

вспомнил греческие мифы про похождения богов,

повеселел, осмелел и окончательно уверился в том,