Мария Никитина - Все о челюсти и не только…

Тем временем медсестра и Николай Николаевич ушли в перевязочную, а Николай Анатольевич, рассмотрев мое милое личико, попытался пошутить, передразнив меня, на что я махнула рукой и сказала, оценивая свой внешний вид: «Да вообще!».

– Ничего-ничего, – сочувственно сказал доктор, – думал, будет хуже, – затем спросил, – Снимок Вам отдали?

– Да, отдали, как же я без «портрета»?

– Дайте-ка его.

Он взял снимок и показал мне удаленный участок.

А затем продолжил: «Ну как? Болит, где болело?»

– Нет, – сказала я, – где болело, не болит. Теперь вся челюсть болит.

– Пройдет, продолжайте ходить на магнит.

Закончив обход, врач вышел из палаты. Обычно, пока он шел по коридору, многие больные обращались к нему за советом, у некоторых он сам спрашивал о самочувствии, помнил проблемы каждого и какое назначено лечение. Кроме этого к Николаю Анатольевичу практически каждый день, как к доктору Айболиту, приходили на консультацию пациенты с поликлинического приема областной поликлиники. Он никому не отказывал в помощи.

На следующий день у меня вздулось под глазом и я попросила назначить мне что-нибудь противовоспалительное. Врач сказал: «Вы выпили много антибиотиков, все они были в основном из групп фторхинолов и цефалоспоринов, давайте попробуем из группы макролидов-суммамед. Он должен снять отек». После того как он назвал такое количество групп, я посмотрела на него с возросшим уважением. Надо сказать, доктор любил сеять специфическими терминами, они, по-видимому, незаметно влились в его лексикон и составляли значительную часть его речи.

Тем не менее, Николай Анатольевич оказался прав, группа макролидов не подвела, и уже к концу следующего дня он констатировал, что отек под глазом спал. На это я радостно сказала: «Тьфу, тьфу, тьфу!!!» Чувство благодарности переполняло меня: «Спасибо Вам», – сказала я.

– Ну что? Болит, где болело? – спросил он.

– Нет. Не болит.

Врач радостно улыбнулся: «Ну, хорошо». Ощущение, что все скоро нормализуется, меня не покидало.

Аня в этот день готовилась к выписке. Ей не хотелось расставаться с нами, поэтому мы ее утешали, как могли. Зашел врач.

– Ну что? Как дела? Готовы на выписку?

Она кивнула.

– Ну, давайте, поправляйтесь, – пожелал он.

– Спасибо большое. До свиданья.

– Нет-нет. Никаких до свиданья. Хирургам не говорят до свиданья.

– Да, конечно. Тогда всего доброго.

– Всего доброго, – ответил врач и вышел.

– Ничего, – сказала я Вике, – скоро и нас вылечат.

В этот же день прооперировали еще одну женщину из нашей палаты. Ей врач удалил из гайморовой пазухи кисту и вросший в пазуху, воспалившийся корень зуба мудрости. Надо сказать, что у нее потом очень быстро все зажило. Но когда ее привезли после операции, она долго отходила от общего наркоза.

– Где я? – спросила она.

Я подошла к ней, и, погладив по руке, сказала: «Ты уже в палате. Все хорошо, все позади. Теперь все будет хорошо, теперь будет заживать». Она произнесла: «Какой-то кошмар, полный финиш, – слезы потекли у нее из глаз, – что со мной сделали?» Я не нашлась, что ответить, и твердила, что теперь все будет хорошо. Она сжала своей ладонью мои пальцы и сказала: «Спасибо». Я погладила ее по руке. Она успокоилась и уснула. Проснувшись, спросила: «Я сильно страшная?» Все ее заверили, что с ней все хорошо. А мне подумалось, что это она на меня насмотрелась, хотя в отделении и кроме меня былона что посмотреть.

Теперь мой отек спал, и я стою и смотрю из окна палаты на заснеженную улицу, освещенную фонарями. Снег, медленно падая, ложится на тротуар. И снова хочется сказки, детства и доброты. Да, это не тот город, и не та жизнь, но это моя жизнь, и я благодарна Богу за то, что свел меня с добрыми и хорошими людьми.

– Для подготовки обложки издания использована художественная работа и фото автора.