Елена Кисель - Боги

Началось с того, что добрый Эномай махнул рукой и предложил Пелопсу гнать вперед. Что сын Тантала и исполнил со всей своей сознательностью. Эномай, поржав женишку вслед, что вот, черепаха быстрее ползает, поточил копьецо и помчался следом. На месте остался Миртил с наследственной рожей тролля (потому что сын Гермеса, да). Уж он-то знал, что в колеснице царя не хватает чек от колес…

Надо признать: Пелопсу не везло по жизни настолько, что Эномай чуть не прикончил его даже на своей испорченной колеснице. То есть, царь Писы успел женишка нагнать… подождать, пока Пелопс перестанет быть спокойным… размахнуться копьем…

И тут перепуганный Пелопс возопил к Посейдону, а тот – ради милого-то ничего не жалко! – как следует встряхнул землю. Колеса с колесницы Эномая соскочили, а сам он совершил короткий и яркий полет по сложной гиперболической дуге, на конце которой его ждал Танат Железнокрылый.

Проще говоря, Эномай помер, а Пелопс стал царем поэтического города Писы и мужем поэтической женщины Гипподамии. Из проблем у сына Тантала вообще осталась только психика… ну, и Миртил.

Наглый возничий как истинный сын Гермеса требовал обещанное. Причем, не только полцарства, а еще и первую ночь, «и, это, свечку подержишь? а то мало ли…» Вроде как, Миртил даже пытался чем-то там овладеть – то ли полцарством, то ли Гипподамией – а Пелопс этого не снес и вызвал Миртила на мужскую беседу.

По странному стечению обстоятельств беседа происходила на вершине высокой скалы. И была короткой, что-то вроде: «Я вот хотел спросить… твой отец летает?» – «Ага» – «А ты?» – «А я не летаю» – «Ну и здорово. Бздыщ!!!» В конце беседы Миртил получил от Пелопса мотивирующий пинок в пропасть и очень удивился: у, какое низкое коварство!

К несчастью, скала была даже слишком высокой. Пока Миртил летел к заветной цели, он успел проклясть сначала Пелопса, потом всех его потомков, потом, подумавши, еще раз Пелопса… (а потом он от скуки начал петь песенки и рассказывать себе анекдоты, в промежутках восклицая: «Во высоко забрались!» – но это неважно).

Пелопс проникся и долго еще пытался смягчить дарами то душу Миртила, то его отца Гермеса… но проклятие осталось проклятием, и с потомками (среди которых и Геракл) Пелопсу в дальнейшем круто не везло.

От этого сын Тантала стал опять нервным. И усиленная иппотерапия не помогала.

Из непроверенных источников

Никто не знает, что случилось с сыном Тантала после смерти. А мы вот можем предположить, что…

– Нет, мужик, ты даешь… я б тебя мучиться отправил, но тебя уже в детстве ели… В Элизиуме кому ты такой нервный сдался?... О, придумал. Будешь среди слуг. Если вдруг нагрянет Деметра – ходи и в рот ей заглядывай. С немым «За что?!»

Тантал оскорбил богов всем скопом (Деметру так даже особо изощрённо и внутриутробно). Пелопс, сын Тантала, плавал мельче, но Гермеса оскорбить все-таки умудрился. Само собой, что дочь Тантала и сестра Пелопса Ниоба просто обязана была отличиться и нагадить какому-нибудь божеству так, чтобы Тантал аж из Аида восклицал: «Моя доча!»

Случая не подворачивалось долго, Ниоба готовилась и запасалась детьми, которых рожала от мужа – царя Фив. Детей получилось семь сыновей и семь дочерей, так что если Тантал угостил богов только одним каннибальским мясным блюдом, Ниоба могла бы уже забабахать тематический каннибальский пир с полным гастрономическим разнообразием. Но боги уже все поняли про гены, которые пальцем не задавишь, а потому в гости к Ниобе не торопились. С досады Ниоба решила выказать свое фе хотя бы Латоне – матери Аполлона и Артемиды. И дождалась, когда фиванки соберутся приносить Латоне жертву. И выказала.

Видимо, выказано было много чего: от «не дам, не дам, нафиг таких богинь» до «фыф, а чего мне ей жертвы приносить, она вон только одну пару родила… да у меня таких семь!» Дальнейшее пошло уже за гранью цензуры.

Как бы то ни было, Латона очень обиделась и нажаловалась детям. Развитие событий показало, что хочешь оскорблять богиню, у которой дети – лучники, как-то неумно.

В общем, Латона не успела даже дожаловаться. Она только начала вздымать горький вопль о том, как ее, бедную-травмированную оскорбляют, как ее деточек равняют со смертными… а Аполлон уже схватился одновременно за лук и за кифару.

– Воспеть? Застрелить? А, нафиг, воспеть всегда успею…

У Артемиды кифары не было, а потому она только сурово уточнила имя и координаты. После чего олимпийские близняшки, зловеще громыхая стрелами в колчанах, понеслись к Фивам.