Ирина Бйорно: В доме на Садовой. История Цацы

Секрета она не нашла, но шлепок по попке получила, а Соня стала косить на один глаз после Машенькиных изысканий скрытого в голове механизма. После незаслуженного, в её глазах, наказания (бедная попка!), она поняла – исследовательская работа – опасная и должна выполняться в строжайшей тайне.

Машенька продолжала исследовать этот непонятный ей мир в полном одиночестве и без лишних свидетелей. В один прекрасный день, когда все её родные разошлись в разные стороны большой летней Москвы, оставив её, наконец, одну, она решила посвятить своё время изучению содержимого многочисленных шкафчиков с ключами, стявших в бабушкиной комнате.

Ей было тогда уже четыре с небольшим. Высоко Машенька забираться ещё не могла, но зато все нижние этажи шкафов подверглись её внимательному исследованию. Её неиссякающее любопытство было удовлетворено, когда она нашла шкатулочку с какими-то тоненькими книжечками. На первых страницах этих странных книжках она увидела знакомые лица: там были мама, бабушка, дедушка, её любимая тётя и дядя. Она вскрикнула от радости! Ура! Наконец она соберёт вместе всю свою семью и будет любоваться на них сколько хочет, не чувствуя тоскливого одиночества, которое она испытывала редко, но глубоко. После часа стараний она оторвала от этих никому ненужных книжечек родные лица, аккуратно сложила книжечки обратно в шкатулочку и закрыла тайный ящичек на ключ.

Теперь надо было спрятать родные лица куда-то для дальнейших действий – она ещё не знала – каких, и она решила запрятать свою коллекцию родственничков в хрустальную салатницу в буфете, стоявшем в большой комнате.

Около буфета Машенька помедлила и решила – для конспирации – разделить все фотки на две кучки: маму и папу она поместила в отдельную, особо любимую группу. Папиных фотографий было слишком много, и она решила уничтожить лишние, спустив разорванные кусочки в этот странный, таинственный туалет, который съедал всё, что в него попадало, журча и плюясь водой. Лишние фотографии папы исчезли в туалетном брюхе навсегда.

«Излишество никому не нужно», – решила Машенька.

Первую группу родственников – бабушку, дедушку, любимую тётю и дядю – она положила во вместительную хрустальную салатницу в нижней полке дубового, старинного, деревянного буфета, а вторую – маму и папу – запрятала в большую книжку, которая стояла в коридоре за гардиной, прямо между её страниц. Вся операция была закончена до того, когда её, занятая работой и другой полезной Советской стране деятельностью, семья, возвратилась с работы.

Машенька ликовала! Она сделала первое научное изыскание и была явно довольна своими результатами. Она одела бабушкины очки с круглыми стёклами и подошла к своей уставшей от работы маме, плохо видя её за выпуклыми стёклами очков.

– Я – профессор! – заявила кратко крошка, программируя свою дальнейшую судьбу, но родные вокруг неё: мама, папа, бабушка – только смеялись над её словами и ей явно не верили. Тогда она подошла к буфету, открыла дверцу и вынула из салатницы изображения своих родных, вырванные ею из странных книжечек. Она гордо принесла их бабушке и положила результаты своих изысканий на её знакомые, родные коленки, спрятанные под коричневой, длинной юбкой в полоску.

– Я – профессор! – гордо повторила немногословная малышка с неподражаемой улыбкой и настойчивостью маньяка.

Наступила минута общего молчания. Бабушка узнала по печати, что её лицо было выдрано из паспорта, а дедушкино – из партийного билета, фото же любимой тёти принадлежало комсомольскому документу, подтверждающему её, тётино, членство в многомиллионной организации советских молодых людей. Машенькино действие могло закончиться большими непрятностями для всех членов этой простой, советской семьи, жившей в обществе, которое относилось к бюрократическим бумажкам с трепетностью святых мощей, к которым когда-то приклоняли головы их деды и бабки в старой русской церкви, прося исцеления.

Бабушка встала, пошла в свою комнату и через минуту вынесла оттуда тайную шкатулочку, в которой лежали остатки порванных и навсегда испорченных семейных документов – на общий суд.

– А где – остальные фото? – грозно спросила бабушка, увидев испорченные документы Маменькиной мамы и папы.

– Уберила – очень тихо сказала малышка, поняв, что её радость исследования осталась неразделенной. Её родные не поняли Машенькиного грандиозного плана по воссоединению всех членов семьи в одном месте – пусть только в бумажном варианте, но вместе. Её гениальный план – прогорел, как та зажжённая посреди комнаты бумага, которую она пыталась исследовать на прошлой неделе, чуть не наделав пожара во всём доме, после чего все спички были спрятаны высоко на полках, до которых она не могла дотянуться сама.