Алексей Козлов: Дудль Вздул Майдан

И троица над Тройственным союзом
Смеется двойне нерожденных льдин,
Но верен дому и вселенским узам
Корабль, что держит путь во мгле.
Один.

…Перевалив хребты, я зрел отвалы,
Какими ограничивался дух
И самый смысл державы величавой
Когда-то мощной, чей огонь потух
Чья гордость величавая была
Защищена размахом крыл Орла.
От Инда до Египетских пустынь,
От скифских копей до пролива бриттов
Попробуй, варвар, подерзить, низринь,
В Капуе утверди свое копыто!
О гаваней паук! Бросая сеть
К дакийским долам, к докам Альбиона
Ты иссушил и обескровил лоно
Родных полей. Кто хочет все иметь
И пользоваться всем, тот должен знать,
Как, обокрав весь мир, не потерять.
Солдаты Рима! Ваш давнишний враг
Склонён перед пронзающей орлиной
Клювотворящей и сочащей миной,
Пред зевами сакральными собак…

Здесь было запустенье. Грозный смерч,
Какому трудно подыскать названье
Рассек богатство, обескровил речь,
Изгнал народы и обрушил зданья.
Колосса злого, что еще вчера
Стоял над миром грозно, как гора.

Кровавыми грядами нес восток
Пружины горя, бедствия причины:
Там дикари Атиллы, как поток
Ворвались в беззащитные долины
Как горная лавина, вал и вот
Все закрутил времен водоворот.

Орлиный глаз мог различить едва ли
В обломках колесниц былые оси
В огромных нишах, где ковали сталь
И где цвели плоды и смысл ремесел
Лишь проносились тени тех, чья стать
Сильнее слов могла о всем сказать.

О Призрак Величавый! Терн густой
Овил твой остов неживой и мрачный
Еще вчера живой, покойник фрачный,
Напичканный бальзамом и смолой
Еще хранил былое очертанье
И уши воздымал, как ротозей
Изгрызенный мышами Колизей.
Минуя вид, похожий на рыданье
И обращаясь к тверди голубой,
Мы здесь начнем свое повествованье —
Рассказ печальный о душе живой.

Как бледен космос пред твоим ярмом,
Твоими кандалами и бетоном,
Горячим спором и полдневным звоном,
Перед владыкой, низводящим гром.
К бряцанию полночному охраны
И призрачны ночные великаны
Хранимые безжалостным орлом.

Здесь зодчий был. Труды Аполлодора
Дерзаньями природу превзошли
Унылые рабы ночами жгли
Костры средь рытвин, мрамора и сора,
Здесь раздувал неколебимый стан
Нерона ослепленный истукан.

Уж ставни отпирал меняльщик-скряга,
В лавчонку отправляясь за вином,
Невыспавшийся в инсуле бродяга,
Вливаясь на заре в дорожный гром
Заря уже осваивала небо
И на Востоке желтый круг вскипал
Раздатчики считали меры хлеба,
И ставни открывались у менял.
В подслушиванье вкладывая силы
Доноса вдохновенные сыны —
Одетые цивильные вигилы,
О их очам доступны даже сны!
Жонглируя железными шарами
Заезжий клоун в шапке голубой
Вздымал кадык. Толпился люд во храме
И киник был, как пес сторожевой.

По городу вышагивали алы,
Чеканя шаг сапожный, и в бреду
Испуганно текли провинциалы,
Запахивая тоги на ходу.
И, тявкая, взирали на столпы
Бродячие собаки и послы.

Под портиком уже сидели дивы,
Взывая к клиентуре, но она
Разборчива, брезглива, прихотлива,
Была пресыщена и несколько жадна
Философы кому давали клички
Мальчишки, лобызатели харит,
Сбирались, отложив свои таблички…
О боги Пантеона! Что за вид!

Под римским гримом греет струпья
Жмыха и сора полный хлев
Горнило замыслов преступных
Кузница легкомыслых дев.

Вотема маленького скерцо
В репертуаре чудака —
Как совместить влеченья сердца
С поползновеньем кошелька.
Агриллий! Смуглый гном – галчонок,
Чей клюв кривой к губе прирос,
Дешевизна твоих девчонок
Меня наводит на вопрос.
Диалектическая сводня!
Я должен наперёд узнать,
Быть благодарным мне сегодня
Иль завтра громко проклинать?
Ты либо гений альтруизма,
В алтарь влачащий чистый дар,
Или изменник, чья харизма —
Всучить шуту гнилой товар.

Чужая жизнь – предмет для осмысленья.
Через века какой-нибудь схоласт
Приводит к знаменателю знаменья
И, глядь, рецепт почившему подаст:
Здесь – хорошо, здесь – сносно, здесь – не так,
А здесь кипел в дерзаниях дурак.
На рыбном рынке так же, как всегда
Старух скопленье, гомон, визг и драки,
И чешуя мерцает, как слюда,
И от стыда в чанах краснеют раки
В цистерне рачий шествует поток,
Пока его не просят в кипяток.