Василий Лягоскин - Бей первым, Федя! Ветеринар. Книга первая

Знающие люди поговаривали, что сама Мама тоже имеет поводок; но тот тянулся так высоко, что туда простым смертным даже заглянуть было невозможно.

Одним из тех «счастливчиков», что позволяли себе роскошь жить, не подозревая о существовании всемогущей Мамы, был Федор Казанцев. В это теплое июньское утро его мысли были заняты лишь собственной персоной – той безрадостной перспективой, что ожидала его в ближайшем будущем. По собственным прикидкам Казанцева, по улицам Сибирска он мог спокойно расхаживать не больше суток. А если забьется в какой-нибудь укромный уголок, мог ждать там полиции еще пару дней. В собственных умениях скрываться на городских улицах, среди горожан, он был абсолютно честен с собой – их у него попросту не было.

Между тем судьба, так круто повернувшая течение его жизни этим утром, не пожелала дать даже такой передышки. Она неслась ему навстречу со скоростью чуть больше ста двадцати километров в час, управляемая пухлыми ручками Пончика. Больше выжимать Золотов на своей обновке не решался даже тут, на центральном проспекте Сибирска.

Впрочем, они вполне могли, и должны были разминуться. В тот момент, когда Федор достиг перекрестка улицы Ермака с центральным городским проспектом, светофор услужливо зажег ему зеленый свет, одновременно заставив Золотова утопить педаль тормоза. Может быть, он бы и хотел сейчас наплевать на всех, как московские мажоры; он тоже никого не боялся в городе. Кроме Мамы, конечно. А ей – это он тоже знал – тут же донесут, что сыночек позволил себе гонять на красный свет. Мама на работала в «Лукойле»; она была покруче – в том числе и в отношении собственного чада. Нажимая на педаль тормоза, Пончик невольно вспомнил, как неделю назад любимая мамочка за подобное вот приключеньице сняла с него фирменные штанишки, и…

Золотов метнул взгляд на зеркало, туда, где видел кукольное личико Тусеньки; убедился, что мимолетных терзаний на его лице она не отметила и повернул голову, чтобы хищно улыбнуться. Он увидел нескладную фигуру Казанцева, который ступил на «зебру», помахивая тяжелым дипломатом. Пончик отпустил педаль тормоза; легкое нажатие на соседнюю педаль заставило «Мерседес» дернуться вперед, так что сверкнувший на солнце бампер остановился в считанных сантиметрах от бедра застывшего на месте Федора.

– Ха-ха-ха, – радостно заржал Пончик, – гляди, Тусь, кузнечика чуть не раздавили, с дипломатом.

Туся к его веселью присоединиться не успела. Казанцев, который через открытый люк иномарки расслышал каждое слово Золотова, как если бы тот стоял рядом, поступил совсем не так, как должен был поступить, и как поступил бы еще вчера. Теперь же он кивнул, словно благодаря Пончика за напоминание о чемоданчике, оттягивающем ладонь, приподнял его перед глазами, оценивая вес, и обрушил этот переносной сейф, обтянутый натуральной кожей черного цвета, на ветровое стекло золотовской обновки. Для этого ему пришлось согнуться под прямым углом, да еще вытянуть далеко вперед правую, ударную руку. Поэтому первый удар получился смазанным. Он лишь заставил «Мерседес» немного содрогнутся, а его хозяина прикусить язык.

Однако Пончик боли во рту не успел почувствовать. Длинная рука «кузнечика» описала еще один полукруг и дипломат врезался в стекло уже золоченым уголком, отчего прозрачный лоб иномарки покрылся густой паутиной трещин. В его центре – в том самом месте, куда пришелся удар Фединого оружия – теперь красовалось большое серое бельмо.

Золотов попытался зарычать. Однако при ста сорока килограммах живого веса он обладал достаточно тонким голосочком; рык получился совсем не грозным и сразу перешел в кашель. Так что из автомобиля он полез, сипя и давясь дыханием. Зато с пистолетом в руках. Двигатель «Мерса» продолжал мягко урчать; дверца беззвучно открылась и грузная фигура Пончика почти вывалилась на асфальт.

И опять Федор поступил несообразно ни своему, ни Сашкиному разумению. Ему бы бежать сейчас, петляя и уворачиваясь от пуль, а он уже обогнул переднее крыло автомобиля с застывшей ухмылкой на губах и оказался перед открывающейся дверцей. Затем он зачем-то подпрыгнул (подсмотрел в каком-то фильме, наверное) и пнул в нее подошвой сорок шестого размера. Эх, если бы он попал в нужную точку; да будь у него на ноге не растоптанная кроссовка, а кирзовый сапог; наконец – окажись под ударом не мягкая дверца чуда немецкого автопрома, а стальная плита, заменяющая дверцу в армейском «Урале»… да хотя бы и в «Запорожце»!