Николай Фирсов - Сделочный цветок. Рассказ

– Заметут, – вдруг что-то вырвалось из глубины, – Маруська, заметут нас!

– Да вы что, что? – Лена, уже приняв на себя как должное новое имя Маруся, пыталась успокоить своего директора.

– Дура, – в ответ услышала она.

Нервы сдали, начались всхлипы, дрожащая рука наливала себе очередной стакан: «Точно нашли, все нашли. Кому звонить? Что, что делать?» Он наливал себе еще стакан и с безудержностью опрокидывал. «Мунька, все, посадят! Посадят твоего директора, Мунька, ой посадят. Мунька! Ой шьют, шьют, я уже слышу, как иголка пронзает бумагу».

Его рыдания звучали в кабинете, как набат, предрекая очередную бутылку, которая была припрятана у Лены и томилась в ожидании употребления.

– Тащи! – Голос у Гаврила Гавриловича был грозный.

Елена мешкала, но грозный удар по столу подкрепил фразу «Тащи, кому говорят». И бедная девочка сделала все, что нужно, – принесла-таки бутылку.

Не успел Гаврила Гаврилович откупорить эликсир, как раздался звонок.

– Все, приехали, – Гаврил Гаврилович посмотрел на секретаршу. – Бери.

Она взяла с выпученными глазами трубку проклятого телефона и робко произнесла: «Алло».

Свет ее прекрасных глаз поблек, и она смогла только прошептать: «Прокуратура».

Гримаса на лице директора стала еще более страшной, казалось, он вот-вот рассыплется.

– Меня нет! – закричал он, резко махая руками в воздухе.

– Его нет.

– Ага, ладно.

Она положила трубку.

– Расстреляют, Мурка, расстреляют меня.

– Но сейчас же не стреляют, – пыталась успокоить девчушка.

– Дура ты и не лечишься! Едут они, едут за мной. Все, все знают! Митька сдал, он сдал, кто еще? Он так смотрел, лыбился, ах ты, Митька…

Гаврила Гаврилович пытался встать, но ему мешала сбивающая с ног сила водки.

– Что стоишь, Дуня, – глаза директора налились кровью, – открывай окно, буду прыгать, не могу выдержать позора.

К радости, прибегать к такой крайности не пришлось (кабинет располагался на втором этаже, и даже при особых стараниях можно было только отбить ноги). Елена, что стояла в беспомощном состоянии, уже дрожала, не зная, что делать.

Почему звонила полиция, а потом так нагло прокуратура, осталось тайной. Собственно, это было не важно, нервы весьма уважаемого директора были не железные, и он принимал настойку горькой до того состояния, что секретарша его уложила спать в кабинете. Ровно на четыре стула, что поставила в один ряд. Закрыв дверь, она второпях побежала домой, где ждал ее муж.

На следующий день в приемной началась шумная перепалка. Совет помощников, заместителей и всяких мастей помогающих управлять собрались на обсуждение важного вопроса. Заседать без директора им приходилось не в первый раз, поэтому полемика получалась бурной.

Но вдруг восторженные крики и простую ругань заглушил странный грохот, который раздался за дверью кабинета директора. Десятки удивленных лиц и… тяжелое молчание. Но вскоре сотрудники стали отходить от недоумения и вопросительно уставились на секретаршу. Та, в свою очередь, прекрасно осознавая, что упал со стульев ее любимый директор, которого вчера она так заботливо укладывала на стулья, только пожала плечами и глупо улыбнулась. Ее тупая улыбка, перехваченная присутствующими в приемной, во что-то умное не переросла. Бывает!

Именно такой клиент у меня объявился и звонил мне с постоянным требованием продать ему землю в селе, что находилось недалеко за городом. Это была странная земля, которая раньше вызывала только чувство отторжения. Однажды очередные спекулянты расчертили землю, принадлежавшую раньше какому-то колхозу, но после очередного обвала цен все, что от него осталось, это несколько гектаров земли и бумажка. С такой же завидной дерзостью спекулянты перевели под индивидуальное жилищное строительство бывший колхоз. Тем самым лишили государство еще одного клочка плодородной земли. Это были смутные времена. Они открывали аукцион чуть ли не в поле, цены, конечно, взлетели под огромным спросом, и миллионы пестрящих бумажных купюр так и выглядывали из сумок в надежде перейти к новым находчивым владельцам. Никто не смотрел ни на что. Престиж – вот что захватило разум людей. Они кричали, толпились около своих машин, увязшие там, в полной грязи. Никого не смущало отсутствие инфраструктуры, даже элементарной автобусной остановки, нет. Жадность била по карманам. Из груды грязи, где когда-то рос овес и паслись милые коровки, а под ними проходили линии электропередач, причем высоковольтные, росли как грибы особняки, один краше другого.