Николай Фирсов - Сделочный цветок. Рассказ

Мимо выдумщика имен, что отвергал прекрасные женские имена, протекали старые дома, обнесенные забором. Ночная мгла, что опустилась на город, слегка разгонялась уличными фонарями, освещавшими дорогу мошеннику. Кругом расползались различные имена, они прятались, ютились в каждом освещенном углу улицы: Мария, Аня, Полина, Ксюша, Ирина. Вот радость! Точно, у него была Ирина. Счастливый, он побежал окрыленно, добравшись в город Живолоторойск на такси. Он остановился около самой улицы этого дома, по указанию попутчика, повторив про себя всю уже в дороге заготовленную речь, и позвонил в звонок, и стал ждать.

Но его нахальство не знало, что происходило после выезда чад из этого дома, и губило весь план. Как только кровные дети выехали, с ними из дома побежали как тараканы слухи, которым знакомые и близкие приделали дополнительные ноги. В этот дом после девяти утра повалили все, кто хоть как-то знал Фирсовых. В надежде, что больной станет щедрым, просили все и вся. Женщины падали в обморок, мужчины вспоминали былую дружбу, появлялись доброжелатели, почитатели, забытые любовницы и страждущие, умирающие. Все падали на колени, кричали, пытались свести счеты со своей жизнью, кто-то клялся в вечной любви, но все требовали только одно – денег! Лучше нам, чем Бог знает кому, да еще и в Африке – было главным аргументом всей концессии. Отбиваться против всех пришлось, как обычно, домоуправляющему Ивану. Он уже был готов разгонять всех силой, так как толпа буквально чуть не штурмовала ворота несчастного дома. Битва за Саларийские ворота в этот раз окончилась неудачно. Толпа знакомых, родственников и соседей, поняв, что добиться, как, впрочем, и всегда, ничего невозможно, разошлись с горькими упованиями и яростными проклятиями. И вот напоследок, когда все оставшиеся домочадцы уложились спать, последовал этот тянущийся наглый звонок, не давая спокойно встретить следующий день.

Иван, отправившись к воротам, спокойно прокричал:

– Кто там?

– Здравствуйте, мне Альберта Олеговича.

– Юноша, – голос Ивана был строг, – что вам надо?

– Мне по важному делу.

– И какому, извольте сказать?

– Личному.

Что-то тут неладное, десятый за вечер, подумал Иван и продолжал:

– Если вы проситель денег, то я вам сразу говорю, что ни копейки не получите.

– Да что вы душу мою терзаете, – вдруг неожиданно завопил молодой человек. – Вам, в такие года, убивать молодую кровь?

Алексей понял, что сказал что-то бессвязное, но дело стоило выделки, и он продолжал:

– Я что, пройдоха какая? Я что, собачий сын? Мне к папке надо!

– К какому еще папке, что вы тут несете?

Падение на колени, начавшись на улице Энтузиастов с самого утра, видимо, имело продолжение до глубокой ночи. Алексей упал на асфальт и завопил:

– Я сын Ирины, той самой, что мой отец покинул в самом начале беременности. Мне ничего не надо, просто папу увидеть, хоть одним глазком взглянуть на кровиночку, мельком, что же я, не заслужил, что ль? За всю проклятую жизнь!

Альберт Олегович, что стоял за калиткой, так как на крики спустился вниз, услышав фразу, призадумался. Ему в голову пришли воспоминания о юной и нежной Ирине, студентке первого курса. Как он для любимой таскал ее сумку, признание в Парке Союзов в любви, как он ей доставал розы с помощью теткиных связей в то непростое время. Потом слезы, расставание, пощечина. И только редкие письма о невозможности никакого общения. Дети от Ирины, глупость. Он открыл дверь, увидел нахальную рожу Алексея и резко ему заявил:

– Вы, братец, плут, да еще мошенник!

– Папочка, – продолжал ломать комедию неудавшийся актер. Алексей был готов на отчаянный шаг.

– То есть твоя мама – Ирина Владимировна, коль я так понимаю, правильно? – Альберт Олегович взглянул на блудного сына.

– Да, извините, что я так поздно явился, я не прав, мамочке плохо моей стало, и вчера вообще отдала душу Богу, а я брошен, брошен на краю пропасти.

Всхлипы, жалость – вот что вызывал один его несчастный вид.

– Папа, – от слез он уже не мог говорить, заикался, бился об асфальт головой. – Прости меня, это так бездушно, мне больше некуда податься, я один сиротка на земле, мама только долги оставила, и все.

Альберт Олегович покосился:

– Да у вас талант, юноша. Кстати, про Ирину Владимировну вы приврали. Сегодня она шла радостная с цветами, что ей подарил очередной возлюбленный; клянусь, сам видел, как она меня одарила заносчивым взглядом. Так что бегите к маменьке и скажите, что не надо так себя вести, ибо неприлично получать такую награду за все, что я ей сделал. И вот вам три тысячи рублей, уж потрудитесь получить, за ваш концерт в час ночи. Порадовали вы старика – и вон с моего крыльца, чтобы глаза мои вас, дармоедов, не видели!