Ольга Шипилова-Тамайо - Владивосток и другие мужчины

Интересно, а что любимая скажет, когда многочисленные вело- и моторикши вперемешку с автомобилями не уступят ей дорогу даже на пешеходном переходе? Движущийся Китай – он и не намерен уступать тем, кто стоит на одном месте.

А понравятся ли ей деревенские ослики? Запряженные тележками, они нередко дремали на тротуарах, пока их хозяева вели торговлю с прохожими. Ослики прибывали в Хуньчунь из окрестностей. Тележки были нагружены большими утиными яйцами, стожками зелени, сливами и ранетками.

Но первым делом он отведет её в монастырь Линь Бао. Триста лет назад эта обитель буддизма с загнутыми крышами высилась на сопке в священном одиночестве среди природы. А теперь к ней вели широкие ухоженные проспекты многоэтажного города, выросшего из захудалой деревушки за какую-то четверть века. За годы новой дружбы русских и китайцев. Огромный позолоченный Будда возлежал на самой высокой точке ландшафта. Год за годом он безмятежно наблюдал за тихим течением реки внизу. И за людьми, менявшими всё вокруг себя.

Приморец же больше всего любил наблюдать за хуньчуньцами по выходным на центральной площади. Особенно вечерами. Казалось, все жители города собирались там. Сумерки разбавлялись разноцветными огнями, пахло варёной кукурузой, жареным тестом и пикантными приправами, звучала сладкая китайская музыка. А выстроенная, как на параде, сотня-другая женщин синхронно танцевала один и тот же танец. Китаянки грациозно изгибали руки. Мужчины в сторонке созерцали сие действо. Таких дискотек нигде, кроме Китая, он не видел! А молодые парочки в другом конце площади отжигали по-иному – танго, сальса, бачата. Чуть поодаль мастера у-шу выписывали таинственные символы руками и ногами. Подростки катались на скейтах. А малыши – на игрушечных рикшах. Он смотрел на хуньчуньцев и любил их всех. Просто потому, что они такие. Люди из другого космоса и такие близкие одновременно. Его наполнял восторг.

А что ощутит его любимая Москвичка, когда увидит это?

И непременно они вместе зайдут в канцелярскую лавку! В одну из поездок Приморец целенаправленно нашёл такую. Как он и ожидал, там продавались географические карты. Его взгляд остановился на политической карте Китая. Выгорая на свету из окошка, она развенчивала миф. Миф, будто бы китайцы всю территорию до Урала закрашивают в свой китайский цвет. Что ж, Поднебесная в хуньчуньской лавке имела ровно такие же очертания, как и в русских атласах. Она, как всегда, на карте была похожа на птицу. И за восточным её крылом Приморье пряталось от глаз далёкой Москвы.

Тем временем автобус оставил позади последние километры перед границей и отдался в руки пограничникам. С российской стороны вокруг был только лес. Одним лишь кустам да деревьям разрешалось жить здесь. Людям же запрещалось даже ступить за «систему». А там, на китайской стороне, человеческая жизнь вовсю бурлила сразу за КПП – дома, огороды, склады, дороги.

После паспортных смотрин и таможенных ритуалов автобус пересек границу. Сейчас они покинут салон, быстро пройдут китайский контроль. Выйдут из терминала пропускного пункта. И сразу почувствуют Китай. Еще до того, как их подберет шаттл, идущий в центр города.

Приятен ли ей будет ей запах Китая? Лично его этот запах волновал и притягивал всякий раз, когда он выходил из автобуса в Хуньчуне. Аромат другой страны, другой жизни. Вместе с запахом в мир его ощущений входили и китайские звуки. В речи соседей не слышно резких сочетаний, а сплошь поющие да мяукающие. Поэтому слушать женщин Хуньчуня ему было приятнее, чем мужчин. Китайский язык – определенно женский, казалось Приморцу. Впрочем, в этом приграничном городе и стар и млад могли изъясняться по-русски – на рынках, в кафе, в салонах связи и в магазинах. Ему же удалось за все поездки выучить только несколько выражений по-китайски. Самых необходимых. Чтобы здороваться, благодарить и признаваться в любви молодым продавщицам и официанткам. Да и то, китайцы добродушно ухохатывались, когда он пытался произносить всё это. Он не мог уловить непостижимые тона. И они, щадя Приморца, отвечали ему на мяукающем русском. Его это всегда потрясало. Как это, вдруг, население китайского города умеет говорить на его языке? Но так было не всегда.

Сестра отца первая из всего семейства побывала в Китае. Когда рухнул железный занавес. Как сейчас он представил себе широко открытые глаза своей тётушки и её громкий возбуждённый рассказ о том, что она увидела по ту сторону границы. В 1992 году русского языка там никто не знал, ибо пути великого Мао резко повернули в сторону от СССР ещё после смерти Сталина. Первые с тех пор гости из Приморья удивились тому, что китайские соседи чуть ли не поголовно ходят в одинаковой синей одежде форменного типа. А те, что побогаче, демонстрировали всё, что имели сразу. Они надевали по две-три рубашки, расстегивали пуговицы верхних, чтобы было видно нижние. Общались в те годы китайцы с русскими по-английски. И всего-то одним-единственным словом: «change» 4 4 Менять (ся) (англ.). . Сейчас и представить трудно, но еще недавно с русской стороны в китайское приграничье тащили плойки, фены, фотоаппараты, шапки, пальто, военную форму, украшения. Ликвидны были даже не новые. Главное – советские. Вот так тётушка в Китае и обменяла милицейскую шинель на длинную кроличью шубу. В России продала её за деньги, которых ей хватило на первый в жизни японский автомобиль. Конечно, тоже не новый. «Change», этот мощный зародыш приграничной торговли затем явился на свет плодом – благосостоянием граждан, нечаянным прежде. По обе стороны рубежа. Новый семейный бюджет тётушки не дал ей долго сидеть на одном месте. Она покинула Владивосток ради Москвы.