Все другие – мошкара!
Все вы похвалючие!
Солидный местный обыватель Покерий, старавшийся никогда ни с кем не ссориться по пустякам, высказывался до задушевности миролюбиво, но с неприкрытым умыслом.
Покерий:Ёжики колючие
И у нас встречаются.
Люди отличаются
Мастерством, но не хвальбой.
С оттопыренной губой
Может и дурак пройтись!
Нет заслуг – и не мостись!
А находившийся в это время в лавке полицейский пристав, строго оглядел заезжего мужичка и высказал свою мысль, да так веско – будто огласил приговор суда.
Пристав:От чужого униженья,
Своего, брат, положенья
Не возвысишь, сколь не тужься.
Ты делами обнаружься!
Покидая Посад, заезжий мужичок ещё долго ворчал, отвлекая ехавшую с ним жену от приятного воспоминания о здешнем базаре, торговых рядах и лавках.
Заезжий:Кто им дал задание
Тявкать в назидание?
Впрочем в Посаде имелась также своя знать, представленная мелким дворянством, зачастую почти разорившимся, но состоявшим на службе в земстве, в управе и в других уездных ведомствах. Их личности обсуждались не менее хлёстко, но, конечно, за глаза.
Моряк Коца, тоже известный борец за справедливость, в беседе с печником Кочу́бом настаивал, что дворянское сословие – не самая худшая часть населения.
Коца:Кто богат – не значит гад.
Только бес всегда рогат,
Таракан, сверчок, ухват.
Кочуб:Всяк, кто знатен, виноват.
Коца:Знать, а вслед купечество
Часто для отечества
Возводили, создавали,
Кровь на войнах проливали,
Деньги личные вклада́ли.
Кочуб:Прям о бедных и страдали!
Коца:Мож не так! Мож о душе!
Кочуб:Гребешок не нужен вше!
Думают о душеньке?
Ха, скорей о брюшеньке!
Свистуновка отблистала:
Крепостных у них не стало,
Сразу спесь уже не та,
Как в недавние лета.
Коца:Ты не с энтих, невзначай?
Человека отличай
По поступкам, не по роду.
Все мы одного народу!
Но и из разночинного сословия находились такие ловкачи, что продвинулись в карьере, а потому всячески равнялись на тех, кому такое положение доставалось по происхождению. Заносчивость не приветствовалась, и посадцы отзывались о всяком чванливом человеке как с ироничным неодобрением, так и с брезгливым неприятием.
– Тот, который при бумажке,
Заимеет вдруг замашки
Большего значения,
Свыше назначения.
Выбился из писарéй,
А как будто из царей!
У Кульбачей и на этот счёт не было единогласия. Дед хоть особо и не критиковал, однако не больно-то одобрял стремления простого человека протиснуться поближе к власти, в то время как бабка, хоть и с известным почтением относилась к носителям должностей и обычно спорившая больше по привычке, дабы всегда и во всём иметь своё мнение, про таких «выскочек» тоже могла позволить поиронизировать достаточно хлёстко. Сказывалась не обычная зависть, но извечное российское недовольство теми, кто при равных возможностях поднялся выше, преуспел.
Кульбач:Дак Посад-то наш возник
Раньше, до разрядных книг.
После всех порасписали,
Обучили, обтесали.
Хоть пошли все от основ,
Мало кто достиг чинов.
И зачем туда стремиться?
Не объедками кормиться,
Но не с праведных трудов:
Гнуть себя на сто рядов
Не в работе, а в поклоне?
Вроде в чине, но в полоне!
Мы живём от ремесла.
Кульбачиха:Плуг тянуть впрягут осла?
Дурака не привлекут.
Кажной твари свой закут!
Кто в дворянстве был рождён,
Тот и чином награждён.
Не тягаться же со знатью!
Те – по роду, не по платью
И достойны, и умны.
Потому – у них чины.
Кульбач:Дак народ-то весь один.
Хоть холоп, хоть господин.
Хоть и разные труды,
Все мы из одной руды:
Из того же чугуна.
Жизнь и смерть у всех одна,
Кульбачиха:Все что ль одинаковы,
Как сапожки лаковы?
Жизнь у кажного своя,
Как тележья колея.
Кульбач:С одного все матерьяла.
Если гордость обуяла
Кой-кого, пущай гордится.
После – червь им насладится!
Было в Посаде и своё купечество, и тоже мелкое. А кроме того здесь же проживали выходцы из крестьян, не те, от которых пошёл Посад, а теперешние, что после «воли» по большей части подались в города в услужение. Посадский философ Кульбач смотрел на это без осуждения, но и без одобрения.
Кульбач:Наступила волюшка,
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу