Наталья Богранд - Сказки бабушки Параски. Ярмарка в Крутоярах

Иногда такие заварушки затягивали в свой водоворот даже большую часть мужского населения Посада, после чего «попавшиеся на удочку счастливцы», годами стремящиеся выглядеть солидно и с достоинством, но по воле случая и при содействии своих благоверных оказавшиеся в стане недотёп, ещё долго с недоумением чесали макушки, удивляясь непостижимой досужести женского пола, сумевшего вовлечь-таки их, мужчин, в «подлые бабские дрязги». Та же Северина была горазда самолично придумать какую-нибудь нелепицу и пристать к мужу Киприянту с вопросом, а вернее с допросом, почему так о нём судачат на Посаде. Недоумённый и удручённый Киприянт уже устал оправдываться и доказывать супруге, что он тут ни при чём: не виновен, не замешан, никогда «ни сном, ни духом».

Киприянт:Что за подлое житьё!

Распроклятое бабьё

Вечно чё-то выплетает.

Зла на сучек не хватает!

Сосед Киприянта Покерий очень сочувствовал бедолаге.

Покерий:Да, бабёнки посудачат —

Вся округу озадачат.

Дед Кульбач, «под завязку» перегруженный бабкиными «новостями», уже устал удивляться и сокрушаться неутомимой женской страсти к болтовне.

Кульбач:Ох, посадская молва —

То не сладкая халва!

Но у населения

Нет соизволения

С этим биться и бороться.

Вся порочная породца!

Мож и мир бы не был плох,

Если б я совсем оглох.

Понятно, что каждая посадская новость, вольно или невольно пущенная гулять по Посаду, в результате версий и предположений довольно скоро изменялась, отступая он начального сюжета, потихоньку трансформировалась, обрастая личной фантазией каждой участницей обсуждаемого события. Особенно этим славилась жена лавочника Юхтая Аза́рия. Вот уж кто обладал недюжинным талантом из любого маломальского полунамёка воссоздать невероятную фантастическую историю, причём Азария бывала настолько убедительна, что, казалось, сама истина глаголет её устами. А всё потому, что изобретательная лавочница прежде всего умудрялась самолично поверить в свои же собственные выдумки. Так встретившуюся ей Мала́фью, жену Ко́цы, лавочница убеждала, что Наполеон опять собрался войной на Россию.

Малафья:Да ты чё, Азария!

Азария:Даве на базаре я

Услыхала эти вести.

Усидишь теперь на месте!

Малафья:Неужель Наполеон?

Это как? На воле он?

Помер вроде, говорили.

Азария:Помер сам аль уморили,

Но теперь другой Луи

Пялит глазоньки свои

На российских вотчин ширь.

Малафья:Ты подумай, вот упырь!

Безголовый дуралей!

Наши земли – не елей!

Азария:Так нужна ли голова

Для войны?

Малафья:Тут ты права.

Распрокляты инородцы!

Надобно спросить у Коцы.

Он хоть и не воевал,

Но в тех Франциях бывал.

Чё им, иродам, неймётся?

Азария:Чуть искра – весь мир займётся!

Каких только ужасов не пророчила посадцам неуёмная в своих фантазиях Азария. То предрекала близкий конец света, то войну, причём, не важно с кем, и зачастую с государством, находящимся на другом конце мира и не имеющим с Россией общих границ, то землетрясение, то переезд столицы из Петербурга в Повелью. Последнюю новость она мотивировала перенаселением столицы, зажатой со всех сторон реками и болотами. Зашедшей в лавку Янгеле, супруге Епрона, пользуясь тем, что Юхтай на минуту отлучился в склад, Азария именно так объясняла катастрофическую ситуацию российской столицы.

Азария:Щас у них там уплотненье.

Что ни год, то наводненье.

Только триста три моста.

И такая теснота,

Что уж некуда селить!

Строить? Негде город длить:

То болото, то река.

С островка до островка

Хоть мостов навозводили,

Землю скрозь попрохудили,

Дак теперь водой сочится.

Янгелия:А Повелья чё?

Азария:Кичится:

Фу-ты, ну-ты, палки гнуты!

Появившийся Юхтай прервал фонтанирующей поток фантазии своей милейшей супруги.

Юхтай:Господи! Одной минуты

Не живёшь, жена, без врак!

Глупость – темь, брехливость – мрак!

Справедливости ради, нужно сделать оговорку, что среди непримиримых к женским сплетням славных посадским мужчин, встречались и такие, кто не уступал своим драгоценным супругам по части перемывания косточек здешним обывателям и с превеликим удовольствием любившим поговорить, посудачить за их спинами, раскладывая по полочкам недостойность поступка или образа жизни горожанина или горожанки. Однако у строгих блюстителей чужой морали всегда находилось сочувствие, понимание и оправдание неблаговидному, нечистоплотному действию, поступку или щекотливому, порой двусмысленному положению, если в него попадал их брат – мужчина. Сразу же находилось объяснение, что в столь неприятную ситуацию тот поймался исключительно по вине какой-нибудь женщины, подтолкнувший его на неправедный ложный шаг. К представительницам прекрасной половины рода человеческого эти замечательные посадцы были значительно строже и взыскательнее. Дед Кульбач так объяснял местную дискриминацию по половому признаку.