Наталья Богранд - Сказки бабушки Параски. Ярмарка в Крутоярах

Не боишься что ль допросов?

Кульбач:Я по сути щас философ.

Мне страшиться поздновато.

Для меня уж всё чревато!

Я – последний на пиру

И в любой момент помру.

Дак кому чё предъявлять?

А с орудия стрелять

По досужим комарам —

Это глупость, смех и срам.

Надо власти тормошить,

А не критиков душить.

Всякую литературу,

Книгу, живопись, скульптуру

Критик может колупать.

Власти же – не сметь щипать!

Если властью обладаешь…

Чиновник:Как ты смело рассуждаешь!

Кульбач:Говорю ж: не мне страшиться.

Я чего могу лишиться?

Да меня хоть щас повесь,

Я свой век истратил весь.

Выражаясь без стесненье,

Таково имею мненье.

Может стариковское,

Но своё, таковское!

Не оставлю я сирот.

С этих слов переворот

Невозможно учинить.

Но ты можешь применить

Всяку строгость, как начальник.

Чиновник:Ты – болтун, дед!

Кульбач:Я – печальник!

Как народ нуждой томится!

Сколь ишо над ним глумиться?

Надо бедному помочь

Приподняться, превозмочь.

Аль не видишь нищеты?

Чиновник не привык, чтобы к нему обращались на ты. Это была его привилегия, а не какого-то простого, пусть и убелённого сединой старика.

Чиновник:Здесь у вас что ль все на ты?

Такта в вас не вложено.

Тыкать не положено

Всем подряд без исключенья.

Люди разного значенья.

Почему на ты со мной?

Дома тыкайся с женой.

Кульбач:Дак оттыкались уж с ней!

Ты одно уразумей:

Нету в этом правоты.

Если с Богом мы на ты,

То уж божьим-то рабам

Тыкать что ль не по зубам?

Чиновник:Все мы божия рабы!

Кульбач:От сумы, как от судьбы

И от Высшего Суда

Не укрыться, вот беда!

А вся жизнь – как приключенье

Не текущего значенья,

Потому что мир иной

Мерит всё другой ценой.

Другому проезжему очень важному чванливому чиновнику такое панибратство показалось ещё более оскорбительным.

Чиновник:Это возмутительно!

Что ж так непочтительно,

Дерзко тычешь мне на ты?

Чин мой должной высоты!

Я с тобой не пас свиней.

Кульбач:Голубь мой, тебе видней,

С кем ты пас их до лампас.

Лично я не свинопас.

Я – гончарных дел ваятель

И любому друг-приятель.

И скажу для правоты,

Я и с Господом на ты.

Бог – не чин, не столь сердит,

Терпит дедушку, щадит.

Ну что мог возразить на это важный столичный чиновник завзятому пройдохе Кульбачу? А ведь, действительно, не обращая внимание на возраст и общественное положение, посадцы свободно обращались друг к другу на ты и по именам, либо прозвищам, переросшим в имена. Например, таким «счастливцем», оказался всё тот же неугомонный Кульбач, якобы, давным-давно забывший своё настоящее имя. Так, во всяком случае, он жаловался соседу Еросиму, что последний раз его имя прозвучало, когда он венчался в церкви.

Кульбач:Обозвали Кульбачом.

Имя – как удар бичом!

Я буквально возмущён.

Ведь иначе был крещён!

Дали имя при крещеньи,

Не вошло оно в общенье,

Будто даденное зря.

Вспомнил лишь у алтаря.

Еросим:Выветрилось что ль былое?

Кульбач:Как стоял у аналоя,

Еле вспомнил, прям беда!

А другое навсегда

Прилепилось, как вросло.

Прижилось как ремесло.

Если же разговор заходил о Москве, близость первопрестольной добавляло жителям Посада гордости. Хотя далеко не каждый из них за свою жизнь успевал побывать в допетровской столице, посадцы были уверенны, что захоти они, так в любой момент могли бы запросто туда смотаться, дабы подивиться на древний кремль и полюбоваться обилием великолепных храмов. Однако, имея такую возможность, мало кто воочию видел все эти исторические и архитектурные шедевры, вначале откладывая поездку на потом, мол, всегда успеется, а потом этот самый пресловутый потом почему-то так и не наступал. Возможно, выросшие в глубинке, посадцы боялись больших городов примерно так же, как селяне уездных.

Тем не менее, благочестивые граждане Посада не мучились той провинциальной хандрой, что как паутина окутывала другие российские городишки, ибо хозяйственные, хваткие в работе, предприимчивые местные владельцы бесчисленных мастерских, ремесленных и торговых лавок всегда были чем-то заняты. То есть всё их время уходило либо на решение насущных вопросов, связанных с семейным бизнесом, либо на обсуждение важных философских, житейских и учёных тем, либо все они были всецело поглощены улаживанием тех конфликтов и неурядиц, что постоянно сотрясали патриархальный уклад уездного городка благодаря стараниям своих же собственных жён, столь искусных в распускании сплетен, слухов и выдумывании всевозможных небылиц.