– Это наше место, – грубо сказала одна старушка молодой паре.
– Почему это? – отрываясь от губ любимой, удивленно переспросил молодой человек.
– Мы тут всегда сидели, – снова проговорила грозная старуха в шляпе, которая умела делать губы коромыслом, – и никто до вас не целовался тут… Никто не афишировал свою распущенность…
– Но мы любим друг друга.
– Это инсинуации, – отрезала профессорша. – Во всем этом я чувствую прерогативу безнаказанности…
На какое-то время бедные влюбленные растерялись. От возмущения не знали даже, что ответить. И слово прерогатива им было незнакомо. А потом молодой человек решительно сказал:
– Пойдем отсюда Рита. С этими одуванчиками я драться не буду. Их тронешь – они рассыплются… Пойдем.
– Сам ты… рассыплешься, – дрожащим от страха и возмущения голосом ответила ветхая старушка, которая пряталась за плечом подруги.
– Нет, я сейчас им покажу, как людей оскорблять. Я сейчас им покажу, – зло заверещала белокурая дрянь, снимая с ноги остроносую туфлю.
Нехорошая оказалась девушка эта. Злая, да ещё и драчунья.
В общем, пока молодые кричали и спорили – обе старушки в шляпах порядочно струхнули и даже попятились от греха подальше. Они, надо сказать, были вовсе не такие уж грозные, какими хотели казаться. И шляпы у них были выцветшие с отвисшими полями. И стихи они читали иногда чужие, неизвестно чьи, но уж точно не Ахматовой и не Цветаевой. Потому что старушкам хотелось памятью блеснуть, а память у них временами была совсем как решето. Удерживалось в ней только то, что не успело провалиться в темную бездну.
– Всех голубей распугали. Страни.
– Всех, – стали сокрушаться старушки в шляпах, когда молодые люди отошли от них достаточно далеко.
– У, паразиты!
– У… Целоваться им негде, видите ли! Распустилась совсем… В наше время такого не было. Наше время было воплощением нравственности. Служило ориентиром для всей планеты. Олицетворением добра.
– Да.
Перед обедом старухи в шляпах старались попасть в кафе, которое всегда было поблизости от Исаакиевского собора с правой стороны. Это кафе когда-то очень давно, когда старушки были чуть помоложе, называлось «Бульонная». Там раньше пахло вкусно. Так пахло, что прямо на улице хотелось съесть чего-нибудь. К примеру – сухарь, или пряник, который с прошлого года в кармане завалялся.
В кафе старушки в шляпах садились возле широкого окна и заказывали себе по пирожку с капустой и по чашечке кофе с молоком. Деньгами они не швырялись. Пили кофе и смотрели в окно. Одна старушка в это время чувствовала себя, как в Париже на бульваре Сен-Жермен. Другая – вздыхала и смотрела на прохожих. Какой уж там Париж, честное слово. Так бы и поела ещё чего-нибудь мясного. Но неудобно. Хочется быть изысканной и утонченной. А утонченные люди много не едят.
Будучи в кафе та старушка в шляпе, которая чуть повыше и чуть упитаннее, начинала производить впечатление. Например, она могла сказать такую фразу:
– А знаешь, Ася, вся наша жизнь – это всего лишь атрибуты десятого аспекта. Без предикатов… Ничего возвышенного в ней нет. Сплошные залежи холодной прозы. И ни одной проталины счастья.
После этой фразы губы коромыслом она не делала. Потому что это было не утверждение, а констатация факта.
Вторая старушка в это время деловито доедала свой пирожок, потом быстро вскидывала хитрые глаза с тонкими коричневатыми веками, вытирала салфеткой морщинистые губы, смотрела в окно, поправляла кофточку кисейную, смахивала белые крошки с темной юбки, трогала широкополую шляпу с атласным бантом и переспрашивала:
– Что? Что ты сказала?
– Э – э – э! Всё равно не расслышишь. Не буду повторять.
– Ну и не повторяй, ну и не надо, – обижалась Ася.
Когда полдник завершался, когда есть вставными зубами было уже нечего – та, что была профессорша, элегантно поправляла волосы и предлагала:
– Может, посетим Эрмитаж?
– А что там? – переспрашивала Ася, некрасиво пожевывая губами.
– Говорят, коллекцию Эдгара Дега обновили. Какой-то меценат две картины подарил. Купил на аукционе во Франции.
– Да что ты говоришь! Неужели, правда!?
– Что-то новое, говорят. Все газеты об этом пишут, разве не читала?
– Нет, не читала.
И старушки направлялись в Эрмитаж. Осторожно переходили дорогу. Зигзагами пересекали Александровский садик мимо памятника Гоголю. Снова с опаской переходили дорогу, потом небольшой сквер устало переходили, который был перед Зимним дворцом. Шли, шли, шли и приходили на набережную Невы, которая в мраморе вся до самого горизонта. Там северный ветер начинал продувать их. Продувал, продувал, продувал, да так сильно, что старушкам в шляпах после долгой ходьбы зябко становилось. Они боялись простудиться, боялись, что шляпы ветер унесет. Поэтому спешили в кассу Эрмитажа, чтобы приобрести билеты со скидкой, которая полагается всем пенсионерам в шляпах, которые молодятся.
Читать дальше