Михаил Жванецкий - Шум пройденного (сборник)

– Рая! Ты видела, что он написал! Они все испорчены до мозга костей. Они помешаны на этом сексе. Его руки меня помнят. Как тебе нравится… Хотя я была в Ялте в 68-м году… Может, действительно… Я уже не помню… Рая, пусть эта записка пока полежит у тебя…

– Что значит «пока»?

– Я хочу его жене показать.

– Эй, девочки! – закричал я. – Верните автограф! – но было уже поздно.

В отношении между людьми главное – расстояние.

На каком расстоянии у тебя друг, враг.

Близкий, но глупый.

Далёкий, но умный.

На каком расстоянии друг или начальник.

Близость измеряется не родственностью, а расстоянием.

Кого-то ты держишь на расстоянии вытянутой руки.

Кого-то – на расстоянии телефонного звонка.

Кого-то – на расстоянии междугороднего телефона, SMS, электронной почты.

Эти расстояния устанавливаются сразу.

И не изменяются.

Но неожиданно пропадают с приездом или отъездом.

Свобода – это расстояние между людьми.

Где-то кто-то что-то хорошо сказал.

О чём-то.

Что – не помню.

Но так хорошо сказал!

Как раз об этом.

Очень хорошо сказал.

Когда кто-то хорошо о чём-то говорит, чем это хорошо?

А тем, что тебе уже об этом можно и не говорить самому.

Уже сказано.

И сказано хорошо.

Запомни и пользуйся.

Думай над другим.

Формулируй, обрывай лишнее, полируй.

Закругляй, чтоб формула гладко шла, без сопротивления, в память входила и ложилась вплотную.

Когда об этом надо сказать.

Она и из тебя выскакивает без сопротивления.

Вначале ты и автора помнишь.

Потом забываешь.

Фамилия мешает…

Она же в формулу не входит, она торчит и срывается, пока формула скользит туда-сюда.

И автор пусть не обижается.

Чего ему обижаться?

Мы же детей своих в суворовское училище отдаём, жене отдаём.

Что же, он будет всюду с отцом таскаться?

Вперёд одному легче.

В Одессе в старое время, то есть в советское время, мы что-то у кого-то отмечали за праздничным столом.

Компания – человек десять.

Часть сидела на кушетке.

А за их спиной пара спала под покрывалом.

Были на пляже.

Выпили.

И спали мертвецки.

И вдруг в разгар веселья они зашевелились.

И очень бурно.

И очень громко.

Со стонами и криками.

С воплями:

– Тебе хорошо?

– Мне хорошо!

Или они нас не видели.

Или они думали, что мы думаем, что мы их не видим.

Чёрт-те что!!!

За спиной.

Вместо того, чтоб заглушить их, все замолчали.

А они – яростно и тяжело дыша…

Мы, которые сидели на кушетке, не могли удержать рюмку.

Меня била в спину чья-то нога или голова.

Ужас! Стон! Стыд!

Мы, как нас учили, не замечали.

Но как ты не заметишь ногу на своём плече?

Кто-то перекошенно процедил:

– Вот такая любовь!

Под крики:

– Не так! Нет, так! Левее! Вот так! – мы выскочили с рюмками.

Я думаю, какое это было противное и старое советское время.

Кто сейчас на это обратит внимание!

Я уже тогда понял – это гости из будущего.

Ты – женщина, которую я бессилен убедить.

Как ты можешь мне быть близкой – женщина, которую я бессилен убедить.

Я говорю, говорю, говорю.

А ты молчишь, уверенная в своей правоте, женщина, которую я не в силах убедить.

Разве я прощу тебе это.

Я же муж твой.

Как же я люблю тебя, женщина, которую я не в силах убедить.

Как же нам жить вместе, когда то, за что я люблю тебя, так непреодолимо.

Сколько раз ты плакала, пытаясь убедить меня.

Сколько раз я напивался, видя тебя там же, где ос-тавил.

– Зачем ты ломаешь меня, – говорила мне женщина, которую я не в состоянии убедить.

И не в силах заставить.

Закончились слёзы.

Только мой голос и твоё молчание, женщина, которую я не в силах убедить вернуться ко мне.

Муж узнаёт последним.

Сколько вокруг скверных, злобных людей, однако мужу раскрывать глаза никто не торопится.

Потому что это может случиться с каждым.

Потому что это лучше не знать.

Потому что выхода из этого нет.

Потому что такое пережить нельзя.

Кто же эти, засевшие на телевидении, что бьют и добивают и дают порочному порочить и не дают порядочному молчать?

На что ушло детство, где тебя отец учил не отвечать грязью на грязь?