Михаил Жванецкий - Шум пройденного (сборник)

Всё отсеяла народная власть.

Осталось то, что осталось.

А из отсеянного выросло много хорошего.

… В других местах.

Вот интересно, что лучше.

Все вещи на себе и лёгкий чемоданчик? Или вещи в чемодане и тяжёлый чемодан?

Конечно, лучше тяжёлый чемодан.

Легче же…

Я тоже так думал и поставил чемодан возле себя.

Так в лёгком и остался.

Пить бросил – стал себя хуже чувствовать.

Курить бросил – задыхаться стал.

Зарядку начал – на улице подобрали.

Уговорили бросить женщин – по ночам спать перестал.

Говорят – ты закалился, теперь забор перепрыгни.

Ну, я разбежался, попал в середину забора, плечо вывихнул.

В прорубь нырнул – месяц в больнице.

Сейчас пью, курю, организм работает и я невредим, тьфу, тьфу, кха, кха.

У нас отношение к юмору, как у дикарей к бусам.

За безделушки отдаёшь слоновую кость.

Внутреннее благородство кого хочешь выведет из себя.

Он чиновник.

Он компанию себе выбрать не может.

Я могу.

Я могу не говорить, когда не хочу.

А он обязан.

Я могу не присутствовать там, где не хочу.

А он обязан.

Я могу даже не пить, если вдруг и это захочу.

А он обязан.

Я могу развестись.

А он обязан быть женатым.

Моя жизнь лучше.

Она у меня моя.

А у него чужая.

Много нас в Москве. Много!

Всё, что было на краю, сейчас посредине.

Была квартира на краю – сейчас посредине.

Была могила на краю – сейчас посредине.

После путча на сцену выскочили пороки и стали резвиться, петь и шутить, вызывая аншлаги и бурю оваций.

А как же, мы же их раньше не видели на сцене.

У них самые большие гонорары.

Им подражают дети.

Им подпевают дети.

Они вместе с детьми набросились на цивилизацию.

Отгрызают огромные куски.

Пороки и дети.

Они теперь вместе.

Такому содружеству нечего противопоставить.

Пороки, дети.

Сокрушительная сила.

Библиотеки и симфонические оркестры ещё колеблются, но скоро присоединятся.

Можно устоять против урагана, но не против денег.

Беспорочный может быть без денег и еды, но таких мало.

Многие любят поесть.

А убивать или не убивать – им всё равно.

Враньё и воровство прорвали плотину.

Нас затапливает.

Нас покрывает с головой.

Судьба вдруг врывается в биографию и припечатывает…

И ты с этого места что-то заново.

Что-то начерно…

Что-то набело…

Что-то вообще иначе.

Тычась и повизгивая.

Ища соску и смачивая углы.

Охотясь за своим хвостом, возвращаясь, ползя наугад.

Щупая носком ноги провалы.

Валяясь и приподнимаясь.

Всё наугад, всё наобум.

Определяя пройденное лишь по времени и утыкаешься в конце концов всей бородатой мордой в надпись «ВХОД».

И завершаешь то, что называют упорным, правильным путём.

И я стал являться во сне.

Она раньше шла спать с удовольствием, потом её стало раздражать.

– Как вы смеете в таком виде?

– А что я говорю, что я говорю?

– Всё равно не смейте. Это отвратительно, и то, что вы говорите, и то, что делаете. А я считала вас порядочным человеком.

– Но послушайте…

– А что же я делаю. Я слушаю. Но то, что вы несёте… Извините, я считала вас умным.

– Ну, хотя бы пример.

– Бросьте! Какая женщина сумеет это повторить. Я даже таких слов не знаю. Я прошу вас быть сдержанным. Я всегда шла спать с удовольствием, сейчас – как на плаху. Эти требования, эти приставания. Какой-то шантаж. Вы претендуете на общие воспоминания. Я завтра всем расскажу.