Михаил Жванецкий - Шум пройденного (сборник)

Выхаживаете

Выхаживаете

Выхаживаете

Выходили

Начинаете записывать

Выписываете

Выписываете

Выписываете

Выписали

Начинаете читать

Вычитываете

Вычитываете

Вычитываете

Вычитали

Начинаете выступать

Выступаете

Выступаете

Выступаете

Выступили

И сразу после этого начинаете отвечать на вопросы, как научиться писать.

Начинаете ходить.

Конечно, для этого нужна физическая форма, чтоб ходить.

Будете ползать – что-то наползаете, но это сразу почувствуется: он напо́лзал, он не вы́ходил.

И все разбегутся.

И пробивается глухое счастье. Сквозь солнце, море, ложь, туман.

Счастье. Оно сейчас глухое. Когда здесь, в Одессе, хорошо, но уже хочется улетать в Москву, и ты как раз завтра улетаешь. И хочешь, и рассчитываешь улететь обязательно…

А здесь очень хорошо, но нельзя остаться. И ты не хочешь остаться.

Тебе пора.

Ты летишь завтра.

Но сегодня.

Сегодня здесь очень хорошо.

И хорошо всё.

Даже то, что тебе нужно завтра отсюда улетать. Это входит в сегодняшнее хорошо.

Поэтому это счастье.

Счастье возможно на грани возможного.

Счастье, когда здесь хорошо, и ты почти бы остался, но ты улетаешь, потому что уже хочешь. Вот такая это смесь настоящего и будущего.

Юмор – способность сказать, не договорив.

И понять, не дослушав.

– Хорошенькая тётка из воды торчит.

– А скажите: «хорошенькая» – это достаточно для характеристики женщины?

– Достаточно. Хорошенький мужчина – нет. Чего-то не хватает. Как «красивый револьвер»: а какого калибра, а сколько патронов, а дальность боя, кучность стрельбы? Масса вопросов. А к мишени вопрос один: где она?

Вот я провёл два дня с богатыми.

И сам не беден.

Но моё не в счёт.

Ни мной.

Ни ими.

Ни в сравнении.

Порядок цифр совсем…

Короче.

Длинно погуляли.

Два выходных ушли в тёмное небо.

Мне нельзя.

Им можно.

Мне всё нельзя.

Им можно.

Я слушал.

Я не говорил.

Им тридцать-сорок-сорок три.

Самый разгар.

Они все прилетели на штурм Одессы.

Тремя Ту-154.

Их было пятьдесят три – здоровых, молодых, богатых, штурмовых.

Из города в поддержку – два автобуса одесских террористок образца 86-го.

Сорок пять моделей.

А остальные сорок пять, как объяснила мне хозяйка: сорок пять «туда» и сорок пять «туда-сюда».

Свет столбом.

Столы.

Бассейн.

Динамики лицом.

Звук бьёт в грудную клеть.

Красивые – в воде.

Похуже – в танце.

Все нервничают.

Звёздный штурм.

Три самолёта юных денежных мешков на два автобуса красивых тел.

Расправа близится.

Но спешки нет.

Все опытны.

У половины это было.

У половины это есть.

Уже все знают, главное – не торопиться.

Оттягиваем.

Мы прилетели оттянуться.

Хоть террористки сдельно.

Но тут либо по мелочи раза́ми, либо по-крупному за раз.

Танцуем.

Пьём.

Мурлычем.

Ожидаем.

Как самый главный у них – я и два автобуса красивых тел.

Практически контрольный пакет города.

Пятьдесят один процент – у них на танцах.

Красиво.

Большевики не знали.

Три чартера плюс два автобуса.

Пятьдесят три на девяносто.

Красиво.

Шумно.

Какая водка лучше?

Браслетик на запястье – и в Ибицу…

Извините за название.

Там на сцене – томный изгибается Эльдар в зелёной шляпке, юбке, на платформах.

Как интересно.

Мужчины развлекают.

Дамы трудятся.

Я вдруг обиделся на слово «хитрый»,

и «вас любила моя мама».

– Чем же хитрый? Умный, – поправил я.

– Нет, хитрый, – гундосил опытный ребёнок.

Мне бы согласиться.

Но я упёрся.

Ну не нуждался, видимо.

Пошарил внутри себя – не нужно ни черта.

– Так что, ты утверждаешь, что я хитрый? Ну, давай доказывай.

Шло дело к драке.

Она хоть крошка, но силы равные.

– Я утверждаю, что я умный, – и я хлебнул свой фифти-фифти.

– Нет, хитрый, – озлобился ребёнок и перевернул стакан с томатным соком на себя.

Ура! Моя взяла!

Я отбыл в танце, пока там три молодых штурмовика оттирали юбку, напоминающую брючный пояс…