Тимур Ясинский - Двойник маркиза де Сада. Для тех, кто выпил в 90-е

– Так вот, – продолжал Каин Адамович. – В стране сложная ситуация. После роспуска парламента господство Советов закончилось, но до торжества демократии еще далеко. У советских собственная гордость, а также жадность, зависть и жажда власти.

Действия сторонников демократических реформ, не будучи скоординированными, могут привести к хаосу. Поэтому там, – он неопределенно указал вверх, – было решено создать Чрезвычайный комитет, руководящий движением народа к свободе. Во всех крупных городах введено особое положение. Инциденты, о которых говорил Виктор Витальевич, действительно случаются, но в целом прогноз благоприятный. Они, – еще один неопределенный жест, – держат ситуацию под контролем. Заводы, фабрики, транспорт, гастрономы, телефонные сети, почтамты, пивные ларьки, телерадиоцентры, редакции газет уже находятся в надежных руках.

Моя задача как представителя ЧК – помочь сотрудникам «Голоса» выдержать испытание и не поддаться провокациям бывшей советской номенклатуры. Необходимо, чтобы ваша газета продолжала доносить… нести читателям объективную информацию, настоящую правду, которая, как известно, самое ценное. – Он еще раз, более пристально, посмотрел на маркиза. – Поскольку учредителем «Голоса» до сих пор был горсовет народных депутатов, ваша газета оказалась, грубо говоря, ничьей.

Совсем скоро на базе редакции будет создано акционерное общество, вы станете хозяевами своей газеты, и ее акции начнут приносить вам дивиденды. Я, конечно, не обещаю золотые горы, будем реалистами. Но золотая горка здесь точно будет, помяните мое слово!

А пока АО не создано, Чрезвычайный комитет просто понаблюдает, чтобы опьяненный свободой коллектив не поддался чьей-нибудь злой воле и случайно не продал право собственности на газету. Так сказать, посторожим вашу свободу. Если будете вести себя, как полагается патриотам, то радикальных перемен не случится. «Голос» будет, как и прежде, выходить каждую неделю, а вы – делать привычное и любимое дело: выпускать газету, писать статьи, говорить людям правду. Правда отныне заключается в следующем: Советы – это плохо, демократия – хорошо. А если у вас будет другая правда, то и высказывать ее придется очень далеко отсюда. Надеюсь, что до этого не дойдет, вы люди взрослые, у всех семьи, дети, проблем нам не надо, ведь верно? Вот ваш коллега, Валерий… Петрович, да?

– Да, – кивнул Четвертинкин.

– Валерий Петрович уже согласился на предложенные условия. Правда, Валерий Петрович?

Митюшин промолчал и даже не шелохнулся, но согласие на его безмятежном лице было написано большими буквами.

– А если мы откажемся? – поинтересовался де Сад.

– А вы собираетесь отказаться? – быстро спросил Каин Адамович.

– Нет, но все-таки?

Каин Адамович любезно улыбнулся:

– Напишете заявление, и всего-то делов. По собственному желанию. Акционером вы останетесь в любом случае. И проценты свои получите сполна, гарантирую. Но я не советую вам спешить с увольнением. В наше сложное время лучше держаться друг друга. Чтоб не пропасть поодиночке, понимаете? Вас как зовут?

– Маркиз де Сад.

– Замечательно. Я так и думал, что это вы. Это ведь вы писали о челябинских масонах? Восторженная такая статья о всеобщем равенстве, о свободе? О том, что масоны занимали ключевые посты в областном Совете? Мы-то с вами понимаем, что это фантазия, но что скажут читатели, узнав, что маркиз де Сад, сочувствовавший советским масонам, отказался работать на демократию? Что скажет ваша супруга, узнав, что после увольнения из «Голоса» дорога в газеты вам заказана? Что будет с вашей карьерой, вы понимаете? Мой вам совет: не спешите. Заявление написать никогда не поздно, а вот о судьбе своей стоит подумать уже сейчас.

– И о судьбе Родины тоже, – с пафосом вставил Четвертинкин.

– О судьбе Родины даже в первую очередь, – кивнул Каин Адамович. – Поэтому, господа, имейте в виду, – он смахнул сухие листья с шишкоедоффского рукава. – Сотрудникам «Голоса» отныне категорически запрещается употреблять спиртное во время рабочего дня. Стране нужны трезвые герои. Обычных и так хватает.

Мигайлов сглотнул комок в горле. Слава ойкнул и прошептал:

– Не хочу героем… Лучше камеру верните…

В глазах Каина Адамовича загорелся профессиональный интерес. Он прищурился:

– В какую еще камеру?

– «Никон», – всхлипнул фотограф. – Восемьсот долларов стоил…

Секунду чекист ошарашенно смотрел на Славу, потом облегченно рассмеялся: