Павел Асс - Фронты

Так бы все и продолжалось часов до шести утра, если бы в казино не заглянул, просунув голову в дверь, полутрезвый барон фон Хоррис де Секс-Мерин. Когда-то барон прибыл в имперскую Ставку на своем дирижабле из заснеженной Швеции, представляя Армию Союзника, но потом Швеция стала воевать Империю, потерпела, кажется, поражение, а барон так и остался с полюбившимися ему офицерами.

Все знали, что барон Хоррис порядком оСПИДенел, да и не стеснялись порой бросить ему это в пьяной драке или поножовщине, однако, когда Секс-Мерин еще не был пьян, даже заслуженный адмирал Нахимович, бывший одно время Верховным главнокомандующим Ставки, не смел помянуть о странностях фон Хорриса. Адмирал Нахимович был низложен и его офицеры приданы сформированным штрафным ротам только из-за того, что швецкие захватчики потерпели свое поражение крайне неубедительно и теперь теснили в кровавых схватках Армии Империи от своих Пределов. После утраты боевого знамени 17 Ударного корпуса в Ставке верховодил назначенный фаворит генерал Мюллер, не покидавший Столицу ни при каких обстоятельствах и лично охранявший покой Империатрицы. Читателю уже известно, что сам Император однажды не удержался и сбежал за пределы Карты Мира, хранившейся в Ставке, от него не приходило никаких вестей, он совсем не писал писем в свою Империю, возможно что основал другую.

Вошедший барон фон Хоррис мутным взором оглядел залу, а затем, неуверенно покачиваясь на плохо гнущихся ногах, приблизился к столу игроков.

- Эй, человек! - крикнул барон Хоррис, прислонившись к спине упившегося и теперь спящего подпоручика Хабибулина.

На зов барона появился опухший от сидра местный половой Иван в грязной поддевке, надетой прямо на тело полового.

- Чего-с желаете-с? - спросил он, поклонившись, на что барон только молча сверлил его глазами, проникновенно глядя сквозь тушу полового.

- Чего-с желаете-с? - механически повторила туша.

- Ты! Деревенщина! Скотина лесная!.. Ты хоть понимаешь, с кем ты разговариваешь?!! - неожиданно прошипел барон. - Да я... я... Срок мотал, понимаешь?! Пошел вон, урод... - и, оттолкнув удивленного Ивана, Хоррис, к раздражению игроков, подсел за столик, достал из кармана пачку измятых банкнот и бросил их на банк.

- Двадцать восемь! - сказал он и, чтобы войти в азарт, матерно выругался.

- Чего - "двадцать восемь"? - вежливо спросил пилот Румбель.

- Двадцать восемь, - заорал барон, - это значит "28"! 28 всегда было 28!.. Верти рулет!

Бросив эти обидные для игроков слова, барон Хоррис отхлебнул от бокала поручика Адамсона.

Последнее невероятно расстроило Адамсона, который досадливо поморщился, так как барон был скуп на выпивку. Надо заметить, что сидр на свои деньги не шел ему впрок, поэтому барон стремился пить исключительно на "халяву", а когда это не получалось, прикидывался пьяным, начинал буйствовать и бить посуду, при этом старательно выбирая самую дорогую. На крайний (экстремальный) случай барон всегда носил в кармане сюртука пузырек с отвратительным можжевеловым самогоном, закупленным у частного пристава Хрюкова.

- Двадцать восемь! - снова сорвавшимся голосом подтвердил барон Хоррис. - Давай, крути рулет!..

- Господин барон, здесь не рулетка, но покер! - позволил себе возразил поручик Адамсон, еще раз пожалев, что рядом нет разговорчивого корнета Блюева, который мог бы отвлечь барона каким-нибудь самурайским анекдотом.

- К-как покер? - удивился барон. - Покер? Да ты кто такой?

- В самом деле, с вами я в таверне не пил! - почему- то обиделся Адамсон, убежденный, что здесь идет игра именно в покер. - Я офицер Его Имперского Величества, поручик штрафного полка Адамсон и не позволю вам, господин барон, говорить со мной в тоне пренебрежительном! Я вам не быдло!

- А-а, так ты еше поручик? - протянул задумчиво барон Хоррис. - Слушай, как там тебя, Адамсон!.. Не старайся быть большей сволочью, чем ты есть на самом деле!

- В таком случае... Я... Я вызову вас на дуэль! - замявшись, подтвердил Адамсон.

- Да ты не только сволочь, но еще и быдло после этого! - злорадно пояснил барон Хоррис, которому давно уже хотелось поскандалить.

Даже пьяным фон Хоррис помнил, что Адамсон болезненно пуглив, всегда отказывается следовать на Фронты и даже во время учебных Маневров предпочитает отсиживаться в обозе. Посему барон уже предвкушал позор и всеобщее презрение, в которое окунется стушевавшийся поручик.

Адамсон, между тем, действительно испугался, как-то протрезвел, но отступать было уже поздно и некуда - молодые гусары, побросав игру, с интересом столпились вокруг Адамсона и барона Хорриса. Среди них особенно переживал младший брат Машеньки (княжны Марии-Терезы де Деде де Лизаньки), которую вторую неделю соблазнял за портьерами поручик, но без итога. Воспоминание о Марии-Терезе подействовало на него освежающе, как стакан свежего сидра.