ВЛАДИМИР КОМОВ - ЗАЯЧЬИ УШИ

Гулюк обреченно вытащил из карманов листки и протянул их Каплунову. Тот разложил их так, будто играл в подкидного, и стал рассматривать.

— Ясненько. Дела не знаешь, лодырничаешь, на рыбалке неделями забавляешься. А когда ответ держать — шпаргалки, как второгодник, изготовляешь. Давно приметил, что ты из карманов строго по расписанию вытаскиваешь отчетные сведения. А на этот раз все перепутал. Как нерадивый школяр! Неужто, Гулюк, ты полагаешь, что так можно выполнять доверенные обязанности? Надеешься, что подобный стиль сойдет с рук? Ошибаешься, и при том с серьезнейшими для тебя лично последствиями! — Директор отпил воды из стакана и закурил.

Заготовитель по-прежнему стоял, покрываясь то испариной, то легкой изморозью: «Все! — мелькнуло в его голове. — Сдам сейчас отчеты, документы, квитанционную книжку, деньги и поеду домой без должности, зарплаты, премий и приварка».

Предупреждаю, Гулюк, навеки, — продолжал руководитель конторы, — если в следующий раз не выучишь цифры или не разложишь сводки по карманам в надлежащем порядке — уволю! На, держи, — и протянул листки заготовителю, не успевшему от изумления закрыть рот.

Снег шел так величаво и торжественно, что хотелось, обнажив голову, остановиться и слушать этот тихий предновогодний вечер.

Инструментальщик Николай Широков медленно брел, с интересом поглядывал на густо заштрихованные морозом окна.

И все они в такой поздний час светятся! Везде, наверное, праздничные хлопоты. Вдруг Николай остановился: за двумя окнами квартиры, что на первом этаже, довольно четко резвились пляшущие силуэты. «Рановато ребята начали», — подумал Широков. И тут же увидел две фигуры, ощупывающие стены.

«Вот тебе на! — Инструментальщик закурил. — С полов переключились на стены, так сказать, с горизонтали на вертикали… Допились торопливые весельчаки».

Пригляделся, а один из компании вовсе до чертиков набрался: кажется, повис на люстре.

«Безобразие, словно купчики разгулялись!..»

А тут еще двое принялись чем-то ломать дверь и форточку.

В это время из подъезда вышел парень в рабочем комбинезоне.

— Вы что так торопитесь? — спросил Широков и улыбнулся. — Праздник, брат, не производственная программа, и его не обязательно досрочно встречать.

— Какая там программа! Помогаем новоселам…

— И я говорю — помогаете. Только не знал, что это вы ордер так активно обмываете.

— Да нет. Попросту выручаем друзей… Полы заново циклюем — бугристые, как старая мостовая. Обои переклеиваем — пузыри размером в полногабаритную подушку. Люстру перевешиваем — проводка оказалась чуть не в углу комнаты.

— Ну, а дверь?

— Замок наперекосяк врезан и открывался он… ножом и проволокой. Сейчас за форточки возьмемся — «набекрень» навешены… Короче говоря, грехи бракоделов подчищаем.

— Прости, мороз разгулялся и исказил картину.

— Ничего. А ты чего так поздно? Заложил, видать, малость и шастаешь ночью вместо того, чтобы елку дома наряжать.

— А ты тоже сообразительный. Со второй смены иду.

— Вот и я ошибся, — засмеялся парень в комбинезоне. — Выходит, и мои догадки липовые.

Ничего… Конечно, надо бы халтурщиков и бракоделов заставить так развлекаться.

Терапевт Котиков полулежал в кресле, обхватив голову, и поминутно судорожно отпивал из стакана воду. А давно известная больная Мария Егоровна сидела, развалившись на стуле, и победоносно смотрела на лекаря. В руках она держала исполинский портфель и нежно его поглаживала. Когда женщина ловко вытащила какую-то бумагу, Котиков побледнел, взглянул на гору вырезок, разбросанных на столе, икнул и вовсе повалился на бок…

Наблюдавшая все это медсестра, неслышно вошедшая в кабинет, бросилась к врачу, подложила под голову подушку, дала ему какие-то капли и побежала в соседний кабинет к коллеге Котикова, а затем в процедурную за шприцем.

Когда вернулась с врачом, увидела ту же картину, только застарелая посетительница уже бережно складывала в портфель вырезки.

— Выйдите, пожалуйста, вас через несколько минут примет другой врач…

Только Котиков пришел в себя, его коллега, тоже недавний выпускник института, настороженно спросил:

— Что с тобой, старик? Ты же никогда не болел. Первые разряды по бегу, лыжам и самбо. И вдруг — тяжелейший приступ.