Владимир Поляков - Моя сто девяностая школа (рассказы)

Казалось, что она украшена бриллиантами, так она сверкала. На ней горели разноцветные лампочки, висело множество игрушек, и среди них огромные серебряные хлопушки. Их дергали за бумажные хвостики, раздавались выстрелы, и из них, как из пушки, сыпалось разноцветное конфетти. А внутри хлопушки обязательно был какой-нибудь подарок: бумажный маскарадный костюм или атласная цветная маска.

Дети прыгали и плясали вокруг елки под духовой военный оркестр, сидевший на маленькой эстраде. А по залу ходили, улыбаясь, придворные дамы в длинных черных платьях. В ушах у них мерцали бриллиантовые серьги, шеи были обхвачены жемчугами, руки сияли в перстнях и кольцах. Они были похожи на ходячие елки.

- Дети, возьмите друг друга за ручки. Мы будем петь елочную песенку, сказала высокая дама с золотыми зубами.

И мы взялись за руки и начали ходить вокруг елки. Тапер (так назывался седой господин в смокинге, который сел за рояль) заиграл, и мы, предводительствуемые дамой с золотыми зубами, запели:

"О, танненбаум, о, танненбаум! Ви грюн зинд дэйне блеттер". Это была традиционная немецкая песенка про елочку. (Тогда еще не было знаменитой песни "В лесу родилась елочка". Ее сочинят значительно позже.)

К концу песни в зале появился принц. Я представлял себе принца совсем иначе. Я думал, что это юноша небывалой красоты, весь в белом, что на шее у него золотая цепь, - в общем, как в нормальной сказке.

А это был сутулый старик во фраке с орденами. Он смотрел близорукими глазами на детей и раскланивался, как цирковая наездница.

- Дети, - сказал он дребезжащим голосом, - я хочу вручить вам маленькие подарки...

И он стал снимать с елки хлопушки и дарить их детям.

Дошла очередь и до меня. Я подошел к принцу и шаркнул ножкой, как меня учил папа.

Принц снял с ветки большую серебряную хлопушку и подал ее мне.

- Ты знаешь, мальчик, как она стреляет? - спросил он. - Надо потянуть вот за эту полосочку.

Я взял хлопушку и выстрелил из нее в принца Ольденбургского.

Он отскочил в сторону, стряхивая с себя обсыпавшее его конфетти.

В этот момент ко мне подскочил какой-то дяденька в военной форме с эполетами, похожими на серебряную вермишель, и сказал:

- Вон! Уберите вон этого хулигана!

Ко мне подбежала испуганная мама, схватила меня за руку и потащила из зала.

- Домой! Сейчас же домой, - шептала она (кричать во дворце было неудобно). - Ты что, с ума сошел? Ты же выстрелил в родственника государя... У меня могут быть большие неприятности...

Когда мы вернулись домой и мама рассказала об этом инциденте отцу, он, к моему удивлению, долго смеялся, а потом сказал:

- Наверно, это у нас родовое, семейное: мой двоюродный брат Борис стрелял в кременчугского полицмейстера.

Странно, что я не чувствовал никаких угрызений совести. Наоборот: я даже гордился своим выстрелом и по секрету рассказал о нем своему другу по Никольскому садику - Коле Татарскому. И Коля мне очень завидовал. Мне тогда было семь лет.

Я любил ходить с мамой на Александровский бульвар, где за оградой небольшого палисадника бродили гуси, которых можно было кормить через прорези ограды хлебом. На бульваре находилось кадетское училище, и часто по бульвару маршировали юные кадеты в нарядной форме, в черных брюках с красными лампасами. А впереди шагал оркестр, и блестевшие на солнце трубы играли мой любимый марш "По улице ходила большая крокодила", или торжественный марш лейб-гвардии Егерского полка.

Помню гимназистов в мышиного цвета длинных шинелях и в синих фуражках, которые продавали газеты, выкрикивая: "Петербургские ведомости"! "Петербургские ведомости"! Президент Пуанкаре встретился с Королем Георгом!"

И помню колокольный звон, когда звонили во всех церквах Петербурга по случаю святой пасхи В витринах магазинов стояли сделанные из масла барашки с золотыми рожками из фольги и высоченные ромовые бабы с воткнутыми в них бумажными розами.

Дома у нас готовили куличи и пахло шафраном и кардамоном. В специальной деревянной форме мама делала сырную пасху с буквами "Х- В." (Христос воскресе!)

Родители не верили ни в бога, ни в черта, но соблюдали все праздничные обычаи: красили яйца, зажаривали индейку, и на столе всегда стояли пасхальные гиацинты, от которых шел такой нежный аромат что казалось, замирает сердце.

В такой день к нам обязательно приходил дворник Федор и говорил - с вас приходится на рюмочку по случаю праздничка.

И отец давал ему полтинник. И еще наливал ему рюмку водки, которую Федор выпивал, обязательно перед этим крякнув.