Сергей Прокопьев - Есель-моксель (несерьезные рассказы)

В прошлом году в три часа ночи давай в фанты играть. Деду Макару досталось с балкона овцу изобразить. Взбрыкивая, зарысил дед на четвереньках на балкон, откуда на всю округу заголосил:

- Бе-е-е-е!..

Жалостно так. Глупая овечка от отары отбилась, боится, что на шашлык наденут. Отблеял дед Макар и только за рюмку - сольный номер отметить, звонок в дверь. Лейтенант милиции.

- У вас, - строго спрашивает, - на балконе сельхозскотина?

- Ага, - дед Макар цветет.

- В частном секторе, - говорит милиционер, - похищена овца. Надо провести опознание.

- Запростака, - хохотнул дед Макар, упал на четвереньки и, бекая, пробежался по комнате.

- Косим под психклиента? - не улыбнулся милиционер. - Так и занесем в протокол.

- Мил человек! - пришла в себя баба Мотя. - Какой протокол? Старый дурак напился. Но ничего мы не воровали. Смотрите сами...

- Успели перепрятать! - заглянул милиционер на балкон. - Придется пройти в отделение.

От волнения дед Макар в секунду расстегнул все пуговицы на ширинке.

- Вы че?- отпрыгнул от него милиционер и достал наручники. - Гомик?

- Точно, - сказала баба Мотя. - Убила бы, какой комик. Продыху от его надсмешек нет. Доблеялся, старый козел!

- Я имел в виду, что он гомосексуалист!

- Какой там сексуалист! Давно уже, слава Богу, с этим не пристает.

- А че тогда на меня ширинку нацелил? Я же при исполнении.

И забрал деда.

Не успела баба Мотя утереть слезу и снарядить дочек выручать папу родимого, как грохот в дверь:

- Откройте! Милиция!

Дед Макар в милицейской фуражке и в обнимку с недавно арестовавшим его лейтенантом, у которого в руках бутыль самогонки.

Оказывается, милиционер - это племянник соседа снизу, приехал к дядьке в гости из Абакана. Ну, и решил подшутить.

Славно всегда гуляли. Нынешний праздник летел, как говорил в таких случаях дед Макар, корове в подхвостицу...

Баба Мотя всю жизнь угощения делала тазами. Таз пельменей, таз колдунов - вареники с капустой, - таз винегрета... На этот раз тазы были практически нетронутыми. Мужикам на сухую в горло не лезли ни пельмени, ни колдуны...

- Хватит! - в один момент хлопнул по столу дед. - Спать!

На часах еще и двух не было. И это сказал дед Макар, который, как правило, в Новый год куролесил до следующего вечера. Приткнется где-нибудь на полчаса, проснувшись, пуговицы застегнет и опять гулять. Тут отрезал: "Спать!" И все согласились.

Гуляли они в однокомнатной квартире сына Генки. В своем добротном частном доме привечать гостя баба Мотя наотрез отказалась - не с деревни, чать, он приехал. У Генки имелся дефицит спальных мест. Женщины выбрали диван-кровать и покатом поперек лежбища разместились. Мужикам постелили на полу, гостю - на кухне, на раскладушке.

Мужики суровым строем лежали под елкой. Не спалось. Червь недовольства точил их. Один всех троих. Большой и злой. Двенадцать месяцев ждешь праздник, и вот он бездарно летит в подхвостицу. За окном смех, песни, визг...

И попробуй, усни, когда ни в одном глазу.

- Сейчас бы снотворных капель! - зашептал дед Макар.

- Пару кружек, - согласился Никита. - Пойду погляжу.

- А? - спросонья услышала его голос супруга.

- Бэ! - недовольно продолжил алфавит муж. - В туалет хочу. До утра что ли терпеть?!

Заурчала вода. Вернувшись, Никита доложил командному пункту под елкой: "Спит". Начался совет в Филях под одеялом, что делать? Но и враг не дремал.

- Вы что там вошкаетесь?- спросила Валентина.

"Кто вошкается?" - хотел возразить Генка, но дед Макар вовремя зажал ему рот. Надо было усыпить бдительность противника. "Храпите!" - приказал дед. Мужики начали свистяще-храпящими руладами изображать спящих. И женщины сомлели под эту музыку.

- Все! - зашептал Генка. - Я на разведку. Вы храпом прикройте.

На четвереньках он добрался до порога и растворился во мгле. Оставшиеся извлекли уши из-под одеяла, вперили их в темноту. Заскрипела дверь, взвизгнула раскладушка.

- Укоренился, - сказал минут через десять Никита. - Я пошел.

- Стой! - остановил дед Макар. - Старших положено вперед... А ты храпи за троих!

Женщины спали беспокойно. Любаша во сне плакала на пирсе. В море уходил жених на корабле с желтыми, как детские пеленки после неожиданностей, парусами. Валентина то и дело взбрыкивала - она все еще противопесенно пинала Никиту. Баба Мотя плакала над прокисающими в тазах пельменями и колдунами...

Однако в семь утра женщин сорвало с дивана. Из кухни громом грянуло: "Ревела буря, дождь шумел!.."

Буря ревела на всю пятиэтажку. Женщины бросились на голос.