Елена Флорентьева - Сто голландских тюльпанов

Я бы сюда - три скамейки и туда - пять. С одной стороны старухи бы сидели, а с другой - молодежь. Где молодежь - урны, чтоб не сорили.

После погони за автобусом мучила жажда, и я направился к ближайшему магазину. Кстати, тоже неправильно устроен. Мне бы такой магазин: здесь - бакалея, там - сыры, фрукты, на рыбу - эмбарго, не люблю ее запах, и чтобы не стоять в семи очередях, и почему бы у входа еще одной красивой девчонке не торговать цветами? На почетном месте - отдел с напитками: все соки вплоть до морковного, не надо "фанты", она разъедает изнутри, достаточно с нас кислотных дождей снаружи, всевозможные квасы и какой-нибудь компот.

Нервно зевнув, я подошел к прилавку и попросил стаканчик минеральной воды. Это - продавец? Извините. Я бы держал только опрятных. Все при галстуках... ослепительно голубые халаты, прохлада, откуда-то доносится приятная музыка. Откуда? Ах, из кафетерия, тут ведь у меня кафетерий на пять столиков, и всех успевают обслужить, тут у меня самый расторопный парень, улыбчивый, как кандидат в президенты.

Попросил неряху:

- Дайте мне стакан нарзану.

Он посмотрел на меня с неудовольствием, отчасти даже враждебно:

- Берите всю бутылку.

- Зачем мне всю? Я стакан хочу.

- Что останется, можете вылить под дерево. Дело ваше.

И он стал чесать нос. Я бы их отучил. Захотел что-нибудь почесать - зайди в подсобку и чеши.

- Ладно, давай бутылку. Почему вы их никогда не протираете? Пробочка ржавая. А где этикетка? Это нарзан?

Продавец внятно зашипел.

Я выпил полбутылки, остальное вылил под дерево. Подошел милиционер, поставил ноги на ширину плеч, спросил строго:

- Гражданин, почему безобразничаете?

Был бы я у них главным, объяснил бы сотрудникам, кто в основном безобразничает и от кого нужно кого защищать.

- Да это нарзан, — сказал я спертым законопослушным голосом. — Вполне полезная для живых организмов вода, вроде комплексного удобрения.

- Может, нарзан, гражданин, а может, ацетон.

- Так ведь я же пил. Я вон половину выпил. Откуда ацетон?

- Это значения не играет. Сейчас люди пошли ненадежные, — он вольно махнул рукою окрест, — вроде мутантов. Мыло ДДТ едят, дихлофосом запивают и даже испытывают приятные ощущения. А то вон еще придумали: макушку выбривают себе, компресс кладут ацетоновый, — он покосился на пустую бутылку в моей руке, — и балдеют. А дерево - живая природа. В момент листья сбросит.

- Какой-то у нас разговор пошел странный, — заметил я. — Вы же видите, перед вами стоит приличный человек, сотрудник государственного учреждения.

Милиционер оторвал взгляд от тополя и обратил его вниз, на мои запыленные ноги, после чего удовлетворенно улыбнулся, и потребовал документы, и оштрафовал за попрание общественного порядка необутыми ступнями.

Расплатившись, я увидел, что приближается автобус с уже знакомым мне веселым шофером. Разглядев меня в зеркальце заднего вида, он снова упал на руль, но я успел впрыгнуть на подножку. Двери, заголосив, рванулись навстречу друг другу, как два вепря в пору брачных дуэлей, но в последнюю секунду сжалились над моей утлой плотью и милосердно сдавили на спине пиджак. Я рванулся, пиджак тихо ахнул, распахнувшись по шву. Спасибо вам, двери! Молчи, пиджак! Но что за шоферов делают?

Скорбя, я проехал одну остановку.

- Гражданин, ваш билет? — пропел кто-то над самым ухом. Я вытащил пятак:

- Пардон, забылся.

- Уберите ваши деньги. У нас бескассовое обслуживание.

- Ну, продайте один талончик.

Перст контролера вознесся к трафаретной надписи на стене салона: "Безбилетным считается пассажир, если до следующей после посадки остановки..."

- Чушь какая, — сказал я. — Надо не "если", а "который".

- Деловой. — вынесла мне приговор расположившаяся поблизости старуха, вероятно, из лимитчиц.

- Жила, — мелодичным баритоном провозгласила какая-то голенастая старшеклассница.

Еще младенец, а уже такая карга.

Я пошел пятнами и протянул контролеру три рубля.

Половина автобуса оживленно загудела, обсуждая мои низкие моральные стандарты. Вторая половина была безучастна.

Я выскочил из автобуса, забыв захватить портфель с прахом ботинок.

Вот я всем верю. Всему верю. Пусть подойдет ко мне человек, скажет: "Я - баобаб". Я брошусь к нему на шею, расцелую, крикну: "Да, ты баобаб, хороший ты мой, корявый и изогнутый!" Ему станет хорошо, как в детстве, и мне будет приятно. Я добрый, безотказный и знаю, как правильно жить. Но теперь все пропало, меня завели, я несусь, как бубонная чума, и на всякого, кто подвернется, я...