Игорь Галеев - Радостный Суд. Домовая книга – 1

Подобные «больные» и представляют собою Бога. А все остальные составляют легионы душ – имеющих или не имеющих эмбрионы памяти.

Я скромен. Но не в этом вопросе. Даже если бы я ничего не сделал и не сказал ничего умного, всё равно я считал бы себя носителем эпидемии бессмертного вируса. Я всегда мыслил – это моя болезнь. Я всегда думал – откуда я, зачем я, куда я, почему я, кто и что я? Я искал – из чего я состою? Я Наблюдатель. Прохожий. Созерцатель. Судья. Собеседник. И прочая, прочая. А в иной момент ещё и Пьяница-загульный.

Честно сказать, я вообще бы пил всю жизнь – и ещё больше и загульнее. Но у меня физиология не та. Тяжёлый отходняк. Мой организм мудрее меня – он меня постоянно мучает и учит. Иногда он погружает меня в такой ад, в такую скважину, что моя тёмная душа бьётся и истекает кровью, выбираясь, как новорождённый плод, из материнской утробы. Поэтому я уже сотни раз рождался наново и, лёжа в промёрзлой канаве, любовался красотою звёзд. И любовался собою. У меня есть дар – выбираться из бездонных скважин, проходить сквозь сердцевины чёрных дыр. Ибо я – сам Вирус.

А мой Дом всё строился.

Три тысячи пятьсот шестьдесят шесть рабочих круглосуточно возводили его. Секрет моего сверхнового строительного вещества был украден – так, по крайней мере, считали братья Жёлтые. Но им не хватало одной детали, маленького нюанса, такой чепухи, о которой они не могли и помыслить. Дело в том, что один компонент они не учитывали – меня. Скоро им это станет яснее ясного.

Дело в том, что я подкупил одного лаборанта из цеха, где производится строительный материал. На каждый новый замес он получал от меня баночку из-под майонеза и незаметно выливал её содержимое в основную массу. «Чего банка дерьмом так воняет?» – спросил он меня однажды. «Так это и есть дерьмо» – отшутился я и подал ему деньги. Он поморщился, но деньги взял. Он мне как-то жаловался, что жена у него стерва, двое детей, а ему нужно накопить на новые зубы. Как я его понимал! Что сотворила советская власть в лице бесплатной стоматологии с моими зубами – это ещё один ад в моей жизни. Кол им всем в брюхо – этим дядькам и тёткам в белых халатах, благоговевших перед блатными. Гиппократа им в печенку, в кариес, во флюсы и обнажённые нервы!..

А Дом возводится. Я частенько спускаюсь на нижние уровни и наблюдаю рабочую суету. Здесь новейшая техника, великолепная слаженность, беспрерывный конвейер, каждый на своём месте. Нет сбоев и перебоев. Нет нехватки оборудования и средств.

Я сажусь в углу, достаю флягу, пью и наблюдаю, пока не проваливаюсь в беспамятство. Меня уносят в каморку – эти люди ещё помнят, кто был отцом этого детища и кто дал им возможность подзаработать.

В комнате у меня ничего нет, кроме кровати, любимых книг, стола и этого дурацкого телевизора – он заменяет потребность в общении с чудесными, умными и талантливыми людьми. Как секс-кукла красивую женщину. Как парфюмерия запахи цветов. Я пялюсь в цветное изображение мутными глазами, слушаю глупую болтовню, и всё думаю о себе в прошлом и будущем, настоящего у меня нет, я давно пребываю в когтях Конца Света.

Что ещё сказать

Что ты – бедная?

Русь, ты ширь-кровать

Сладко-медная

Деревянная да скрыпучая

Как разлучница-невезучая.

А за наши за грешки

Сонные

Нам бы лезвием в кишки

Вонные.

Вот бы колом нам

По желудочку

Всем угарным снам

Незабудочку…

Да, гнусно созерцать Наблюдателю, что человек с собой делает, и с окружающими. Сумасшедшее всепожирающее животное. Даже знание о неминуемой смерти не облагораживает его. Чучело огородное. Вокруг все стали какие-то спонтанно-припадочные. Общаешься – вроде человек, и вдруг – зверюга!

Жаль мне человека, ой как жаль! Мой любимец Фридрих Ницше пытался убить человека, и попытка эта меня восторгает. А умница Гайто называл многих «падалью человеческой», и очень правильно делал. Немногие яблоки вызревают, недозревшие называют «падалками», а из сотен вызревших вырастают единичные семена. Но даже они уже не веселят, ибо демонстрируют тягучий и дремучий круговорот выживания вида. Другое дело, если какая-нибудь яблонька стала бы приносить невиданные доселе плоды, стимулирующие добродетельность, а змеи перешли бы на питание чертополохом. Это я понимаю – тогда и человеку бессовестно бы было оставаться вечным придурком.

Тягостна жизнь людей, но ещё невыносимее она для творческих личностей. Особенно, когда их лишают свободного дыхания, отстраняют от дела, когда вынуждают жить среди «человеческой падали», когда воруют их идеи и используют для порабощения и самодовольного властвования.